Я придумывал грубый ответ, но сказать не успел — он приказал сержанту меня подбодрить. Я заявил, что я свободнорожденный гражданин, а избиение гражданина является оскорблением и нарушением демократии. Оказалось, что ни Пертинакс, ни его бугаи не изучали политические науки, и без колебаний и мук совести принялись за оскорбление демократии. У меня было право подать апелляцию прямо императору, но я решил, что толку от этого не будет.
Если бы я думал, что Пертинакс впал в такую ярость из-за привязанности к Сосии, мне было бы легче вынести избиения, но мы с ним не разделяли общих чувств. Все происходящее меня беспокоило. Сенатор вполне мог передумать, отказаться от нашего контракта и донести на меня магистрату, тем не менее, Децим Камилл выглядел мягким человеком и знал (в большей или меньшей степени), где находится его пропавшая девочка, поэтому я терпел. Я был хоть и в синяках, но гордый.
— Я верну Сосию Камиллину ее семье, когда они меня попросят, и что бы ты ни делал, Пертинакс, я не верну ее никому другому!
Я увидел, как его взгляд метнулся в сторону сидевшего в углу ничем не примечательного типа. На лице мужчины появилась легкая, грустная улыбка терпеливого человека.
— Спасибо, — сказал этот тип. — Меня зовут Публий Камилл Метон. Я ее отец. Возможно, я могу попросить вас об этом сейчас.
Я закрыл глаза. Это вполне могло так и быть, никто на самом деле не объяснял мне родственных взаимоотношений сенатора и Сосии. Вероятно, это его младший брат, который живет в холодном соседнем доме. Значит, мой клиент — только ее дядя. А все права принадлежат отцу.
В ответ на дальнейшие вопросы я согласился отвести к ней отца и его очаровательных друзей.
Ления высунулась из прачечной, заинтригованная гулким топотом ног. Увидев меня под арестом, она не очень удивилась.
— Фалько? Твоя мать сказала… О-о!
— С дороги, грязный старый мочевой пузырь! — закричал эдил Пертинакс, отталкивая Лению в сторону.
Чтобы спасти его от унижения быть раздавленным женщиной, словно фрукт под прессом, я решил вмешаться.
— Не сейчас, Ления, — сказал я мягко.
После двадцати лет выжимания тяжелых мокрых тог Ления обладала большой силой, о которой не сразу можно было догадаться. Эдил мог бы серьезно пострадать. Мне хотелось, чтобы он пострадал, мне хотелось бы подержать его, пока Ления им занимается. Мне и самому хотелось ему врезать.
Но мы практически сразу же оказались на лестнице. Визит получился коротким. Когда мы ворвались в мою коморку, Сосии Камиллины там не оказалось.
Глава 9
Пертинакс пришел в ярость, я же сильно расстроился. Отец девушки выглядел усталым. Когда я предложил ему помощь в ее поисках, то увидел: он тоже приходит в ярость.
— Держись подальше от моей дочери, Фалько! — гневно закричал он.
Это было понятно. Вероятно, он мог догадаться о моей заинтересованности. Вероятно, он тратит немало времени на то, чтобы отгонять всяких бездельников от дочери.
— Значит, меня отстраняют от дела… — пробормотал я голосом человека ответственного, достойного доверия.
— Ты никогда по нему и не работал, Фалько! — каркнул эдил Пертинакс.
Я знал, что лучше не спорить с обидчивым политиком, в особенности если у него такое болезненное лицо и острый нос.
Пертинакс приказал своим людям обыскать мою квартиру, им требовались доказательства. При обыске не нашли даже тарелки, с которых мы ели сардины, — их кто-то помыл, но только не я. Перед тем, как уйти, люди Пертинакса превратили мою мебель в куски дерева. Когда я попробовал протестовать, один из них с такой силой врезал мне по лицу, что чуть не сломал нос.
Если Атий Пертинакс хотел, чтобы я считал его вонючей вошью с манерами помойной крысы, то преуспел в этом деле.
Как только они ушли, Ления бросилась вверх по лестнице, чтобы проверить, не поставить ли в известность Смаракта о смерти одного из жильцов. Она резко остановилась при виде моего разгромленного имущества.
— О, Юнона! Твоя комната! И твое лицо, Фалько!
Комната никогда не представляла собой ничего особенного, но своим лицом я когда-то гордился.
— Мне нужен новый стол, — простонал я остроумно. — В наши дни можно купить великолепные столы. Приличные кленовые столы длиной шесть футов, на одной единственной мраморной ножке. Он очень подошел бы к моему бронзовому канделябру…
Я обычно освещал комнату сальными свечами.
— Дурак! Твоя мать сказала…
— Избавь меня от этого! — воскликнул я.
— Как хочешь! — она отправилась прочь. На ее лице читалось: «Я просто передаю чужие послания».
Дела шли не очень хорошо. Тем не менее мой мозг оказался не полностью превращен в пыль. Я слишком беспокоился о своем здоровье, чтобы проигнорировать послание от мамы, но необходимости беспокоить Лению не было. Я и так знал, что хотела мне передать моя родительница, а, учитывая потерю моей малютки с ласкающими глаз карими очами, у меня возникло предположение о ее местонахождении.
Новости по Авентину распространяются быстро. Появился Петроний, обеспокоенный и не очень довольный. Я тогда еще вскрикивал от боли, умывая лицо.
— Фалько! Пусть твои друзья из гражданских лиц с отвратительными манерами не появляются у меня на пороге…
Он присвистнул и взял черный керамический кувшин из моей дрожащей руки и помог мне умыться. Это напоминало старые времена после тяжелой драки перед клубом центурионов в Думнониоре, но в двадцать девять все болело гораздо сильнее, чем в девятнадцать.
Через некоторое время Петроний занялся остатками моей скамьи, вернее, тем, что от нее осталось: поставил доску на два кирпича из очага, на которую меня и усадил.
— Кто это сделал, Фалько?
Я попытался рассказать ему, используя только левую сторону рта.
— Перевозбужденный эдил по имени Атий Пертинакс. Мне очень хотелось бы вспороть ему брюхо как цыпленку, и зажарить его на рашпере со всеми костями, причем на очень горячем рашпере!
Петроний зарычал. Он ненавидит эдилов еще больше, чем я. Они ему мешают, нарушают заведенный им на месте порядок, приписывают себе все заслуги, а ему потом приходится подчищать за ними все дерьмо.
Петроний поднял половицу и достал вино, но оно сильно щипало, поэтому он выпил все сам. Мы оба очень не любим, когда что-то пропадает.
— Ты пришел в себя? — спросил он.
Я кивнул и позволил ему одному все рассказывать.
— Я проверил семью Камилла. Дочь сенатора отправилась в путешествие. Есть два сына, один служит в армии в Германии, другой протирает задницу за письменным столом утирает нос губернатору в Бетике. Твоя маленькая подружка — это дочь брата сенатора, результат замалчиваемой неосторожности. Он не женат, и не спрашивай меня, как ему это сходит с рук! Судя по данным цензора, Сосию зарегистрировали как ребенка одной из его рабынь, признанную, а потом удочеренную им. Может, ее отец просто — приличный, порядочный человек, или ее мать была более важной женщиной, и он не может назвать ее имя.
— Я с ним встречался, — выдавил я из себя нечто, напоминающее писк цыпленка. — Тонкогубый. Почему он не в Сенате, как брат?
— Обычная история. Семья смогла купить только одно место в политике. Старший сын надел пурпур, младший вместо этого отправился в торговлю. Как повезло торговле! Это правда, что ты потерял девчонку?
Я попытался улыбнуться. Это не получилось. Петроний поморщился.
— Она не потерялась. Пошли со мной, Петроний. Если она там, где я думаю, то мне требуется твоя поддержка…
Сосия Камиллина оказалась там, где я думал.
Глава 10
Мы с Петронием нырнули в выложенный плитками проход между лавками ножовщика и продавца сыров. Затем мы завернули на лестницу перед элегантной квартирой на первом этаже, которую занимал не работающий бывший раб. Этому бывшему рабу принадлежал весь дом и еще несколько других домов (они знают, как надо жить). Мы вошли в серое здание цвета графита, расположенное за Эмпорием, недалеко от реки, но не очень близко, поэтому его не заливало весной, во время наводнений. Это был бедный район, но, тем не менее, все колонны окутывали вьющиеся растения, откормленные кошки с лоснящейся шерстью спали на подоконниках, на балконах пестрели цветы, здесь рос лук, и кто-то всегда подметал ступени. Мне это место казалось дружелюбным, впрочем, я давно его знаю.