— Но это совсем не та любовь, которую я чувствую к тебе, моя дорогая.
На этот раз она не оттолкнула его, чувствуя восторг разделенной любви.
— Милая, милая Джоанна, единственная моя любовь. Я всегда знал, что это возможно. Но я — я тебе не безразличен? — бормотал он.
— Я люблю тебя, — выдохнула она, затрепетав оттого, что наконец-то может в этом признаться.
Грант откинул голову и улыбнулся:
— Так, значит, ты будешь хозяйкой моей усадьбы?
Щеки Джоанны заалели.
— Ты думаешь, это все, что мне нужно?
— Дом тебе полюбился, — поддразнил он.
— Ты совершенно меня не знаешь, если думаешь, что я готова выйти за тебя только потому, что ты его владелец!
Джоанна отвернулась, и Грант примирительно ткнулся ей носом в шею.
— В ярости ты просто неотразима!
— И поэтому ты меня бесишь? — Сжав в ладонях его лицо, Джоанна горячо прошептала: — Если ты меня любишь, я готова жить с тобой где угодно — в лачуге, в хижине, на ранчо, в дешевой квартирке, — пока мы вместе.
Она поцеловала его.
— Если я тебя люблю? И ты еще в этом сомневаешься?
И Грант с жаром принялся доказывать это, так что каждая ее жилка трепетала от малейшего его прикосновения.
Уже гораздо позже Джоанна задала извечный вопрос:
— А когда ты понял, что любишь меня?
— Почти с самого начала я почувствовал, что хочу прикасаться к тебе, целовать тебя, но решил, что меня тянет к тебе просто как к женщине. И потом, я не хотел, чтобы здесь был замешан твой контракт. Но вскоре я почувствовал, что ты вошла в мою плоть и кровь — с этой твоей увлеченностью и восхищением всем и вся и с этой детской способностью удивляться, которую люди, как правило, теряют, и я чертовски скучал по тебе, когда тебя не было рядом. — Он снова поцеловал ее. — До чего я желал вот так целовать тебя! Но всякий раз, когда мне казалось, что мы становимся ближе, между нами возникал Малкольм.
— В его обществе я радовалась только тому, что могу забыть о тебе и Марии…
— Теперь-то я понимаю! Если бы ты знала, что я почувствовал, когда увидел, что ты лежишь на траве, упав в лошади! Какой ужас я испытал при мысли, что ты поранилась или ушиблась! Я хотел признаться, что люблю тебя, но Малкольм так и ходил перед тобой на задних лапках… А потом, когда ты поехала за ним в Лондон, я чуть с ума не сошел от ревности!
— Даже если и так, ты был с ним очень великодушен. Я тобой просто восхищалась.
В глазах Гранта заблестели лукавые огоньки.
— Возможно, я был бы не столь великодушен, если бы знал, что ты его не любишь.
— Не разрушай моих иллюзий, — рассмеялась Джоанна, с изумлением думая о том, как могла она считать этого человека неприступным и надменным.
Грант снова поцеловал ее.
— Сколько времени мы потеряли даром!
Его губы с удвоенной страстью принялись искать ее губы, словно подчеркивая остроту его сожаления, но он так же внезапно ослабил свои объятия и положил руку Джоанны в перевязь.
— Как я буду рад, когда ты наконец сможешь ее выбросить!
Он притянул Джоанну к себе, желая напомнить ей ту их невинную ночь. Но она вспомнила еще кое-что.
— А почему Мария настаивала, чтобы ваши спальни были рядом, если она любит тебя как брата?
Грант мягко потерся подбородком о ее волосы.
— Когда Марии было девять лет, ее похитили с ранчо какие-то негодяи. Неделю о ней не было ни слуху ни духу, а когда она вернулась, по ночам ее стали преследовать ужасные кошмары. Я был на пять лет старше и относился к ней лучше, чем ее родные братья. Я понял ее страх, и с тех пор мы очень сблизились. Даже теперь, когда она возбуждена или слишком устает, Мария спит очень тревожно, и поэтому она хотела, чтобы я был рядом и в случае чего мог ее утешить.
Он услышал глубокий вздох Джоанны и, повернув ее к себе, усмехнулся.
— Ты, наверное, слышала, как я шептался с ней ночью, и подумала… Хм, что же ты подумала, Джоанна?
— Я подумала, что она твоя невеста и что меня это не касается, — чистосердечно ответила Джоанна.
— А когда я утешал тебя после того, как тебе снились кошмары?..
— Ты просто жалел меня, у тебя и в мыслях ничего не было…
Грант покачал головой.
— Если бы ты знала, чего мне стоило держать себя в руках той ночью!
— Но как же тебе это удалось, если ты меня любил?
— Именно потому и удалось, что я слишком сильно любил тебя, — поправил он. — Я не мог усугубить твою боль, воспользовавшись тогда твоей слабостью, дорогая моя.