В те периоды, когда у них совсем не было заказов, Джон учил Эстер основам, а потом и тонкостям ремесла, и каждый раз чрезвычайно удивлялся ее способностям и успехам.
Как известно, для того, чтобы быть хорошим ювелиром, недостаточно быть просто умным, энергичным, чувствовать искусство. Нужно обладать особым чутьем, даже «сочувствием» к драгоценным металлам, и Джон не мог не признать, что Эстер обладает таким чутьем. Постепенно он стал обучать ее разным навыкам и приемам ремесла, что приобретало большое значение и для Эстер, и для Джона. Она действительно становилась его первой помощницей в мастерской, и Джон не сомневался, что вскоре талант Эстер расцветет и раскроется в полную силу. И когда наступала минута отчаяния, и он думал о том, чтобы закрыть мастерскую и заняться чем угодно, но только не ювелирным ремеслом, жадный интерес Эстер ко всему, что происходило на его рабочем месте, удерживал Джона от такого безумного поступка.
Джону пришлось отчаянно сражаться за свое место на рынке ювелирных товаров целый год, пока он, наконец, не получил первый исключительно важный заказ, причем от совершенно неожиданного клиента.
В их мастерскую пришел мастер Фелайн, когда-то уволивший Джона по указке Харвуда, получив от него «черный список» с фамилией Бэйтмена.
Фелайн был невысокого роста человек с тонкими чертами лица, которое сохранило какое-то бесцветное, неприятное выражение. Эстер впустила его, и ей показалось, что она догадывается о цели визита этого человека.
— Ну вот, Бэйтмен, — сказал Фелайн с легким раздражением в голосе, будто ему очень не хотелось приходить к Джону, — я помню, ты хорошо работал у меня в мастерской когда-то, правда, совсем недолго… Ну да ладно. Кто старое помянет — тому глаз вон, так? Я, знаешь ли, сейчас просто тону в работе. Не возьмешь часть на себя?
— Возьму, конечно.
— Вот и хорошо. Четыре подсвечника, пару серебряных канделябров. Пойдем сейчас ко мне. Я дам тебе эскизы, и, если можно, сделай эту работу как можно быстрее. Цену обговорим по ходу работы.
Как только этот заказ был выполнен, за ним сразу последовал второй, за ним третий, и так далее. К огромной радости Джона работа требовалась тонкая, с использованием всех имеющихся у него навыков.
Эстер наконец-то смогла увидеть все этапы изготовления того или иного предмета и не только видеть, но и принимать участие в процессе, помогая Джону отливать мелкие детали: крышки, носики чайников, ручки или подставки.
Вскоре поток таких же заказов увеличился. Джон говорил по этому поводу:
— Я думаю, что там, где мое имя не упоминал Бартон, теперь упоминает Фелайн. Например, в одном из кафе, где традиционно собираются ювелиры. Он вполне мог обронить словечко-другое о хорошем рабочем-ювелире. Похоже, если я буду добросовестно и качественно выполнять ту работу, что мне дают, клиенты не станут обращать внимание на «проклятие» Харвуда.
А число клиентов все росло, появились заказы на золотые изделия. Джон раз и навсегда решил, что не станет принимать заказов на позолоту, памятуя о тех ужасных днях, которые ему пришлось провести в цехе золочения. Он также отказался от граверных работ, хотя и умел это делать…
Когда изделия были готовы, перед последней полировкой их относили к мастеру, для которого они изготовлялись, для того, чтобы он поставил на них свою «пробу». Затем их доставляли в контору Мер и Весов, где определяли вес и качество изделий, после чего на них ставили специальное клеймо с указанием даты изготовления и знаком, указывавшим на то, что произведены данные вещи в Лондоне. И только потом их возвращали обратно в мастерскую, где Эстер делала последнюю чистку и полировку. Затем изделия упаковывались в замшу или обычную ткань (в зависимости от их ценности) для отправки в лавки и магазины.
Сначала Джон сильно огорчался из-за того, что не может поставить свою личную пробу на изготовленные им изделия, но со временем он перестал воспринимать это близко к сердцу, и Эстер решила, что Джон уже больше не вспоминает о своей поломанной карьере.
Немного времени спустя Джосс, который был сообразительным ребенком, понял, что на него одевают «вожжи» для того, чтобы он не болтался под ногами и не мешал отцу, и сам стал сидеть спокойно возле матери. Необходимость в «упряжи» отпала.
Маленький Джосс к трем годам научился точно копировать движения отца и матери, за работой в мастерской. Когда Эстер шлифовала края серебряных дисков, Джосс проделывал то же самое с игрушечными деревянными кольцами; когда она с помощью молотка придавала выгнутую форму металлическим пластинам, Джосс также пытался своим крошечным молоточком сделать тарелку или блюдце. Ему очень нравилось помогать матери просеивать пыль и доставать «лемель». Джосс быстро, как и Эстер, замечал сверкание крупинок золота и серебра в куче пыли и мусора, и он ловкими пальчиками выхватывал их из сита.
Когда Джоссу исполнилось четыре года и прошло три года с тех пор, как они въехали в новый дом, Эстер родила второго ребенка — девочку.
Летисия (так окрестили малышку в честь ее бабушки по отцу) полностью разрушила уже устоявшийся быт Эстер, размеренное течение ее жизни, которую она заполняла работой в мастерской, ведением домашнего хозяйства. Эстер полностью посвятила себя дочери. Джон, который прекрасно помнил период младенчества своего сына, смирился с тем, что некоторое время будет получать лишь малую часть внимания Эстер. Разговаривая с ним, она всегда слушала вполуха, напряженно ожидая, когда проснется и заплачет Летисия.
Как-то раз Эстер складывала чистое белье ребенка, и, как обычно, рассеянно слушала Джона. Когда он упомянул мастера Харвуда и сказал, что его опять поразил удар, рассеянность Эстер как рукой сняло.
— Кто же теперь следит за делами? — быстро спросила она.
— Миссис Харвуд.
— Ты думаешь, она справится?
— Ну, во всяком случае, до сих пор справлялась. И в прошлый раз, когда у Харвуда был удар. Потом, Каролина всегда сможет помочь ей.
— Кстати, Каролина до сих пор не вышла замуж? — настороженно спросила Эстер.
— Я слышал, она помолвлена с морским офицером.
— Неужели?
Джон заметил, как Эстер всеми силами пытается угадать, что испытывает в душе ее муж, узнав о потере своей первой любви. Однако это было слишком личное, интимное переживание, и Джон не стал открывать ей свои чувства.
— Думаю, что болезнь отца — большое горе для Каролины. Она всегда была очень внимательна и заботлива с ним, очень предана ему. Мне кажется, что помолвка может в какой-то мере ее утешить.
— Если этот человек, конечно, сейчас не в плавании.
— Разумеется.
Джон пожал плечами, давая понять Эстер, что он ничего не знает об этом.
— Надеюсь, что сейчас он рядом с Каролиной. — Эстер было неприятно вновь слышать имя этой девушки и вдвойне неприятно, что Джон опять стал узнавать все новости о семье Харвудов, причем иногда даже не делился ими с нею. И если бы Эстер не была полностью поглощена дочкой, возможно, она и обдумала бы более серьезно этот разговор. Но вскоре из-за ребенка забыла о нем.
Когда Эстер смогла вновь появиться в мастерской и помогать Джону, она обнаружила, что он работает над необычной и чрезвычайно сложной вещью. Таких заказов они еще не получали.
— Это для кого? — спросила Эстер, разглядывая приколотый к стене эскиз. На нем был изображен большой сосуд для вина с двумя ручками и богатейшим декором. Сосуд был явно предназначен для какой-нибудь огромной роскошной столовой в богатом доме. Эстер никогда не нравились такие вещи. Ее привлекала простота, чистота форм и элегантность, а не количество и вычурность декора. Часто все эти головы животных, херувимов, завитушки, раковины, лиственный орнамент перегружали изделия. Стиль рококо, который требовал излишней вычурности украшений, сам по себе был довольно симпатичный, но Эстер он совершено не нравился, так как не соответствовал ее вкусу.
— Это для Фелайна, — ответил Джон, не отрываясь от работы.