– Это не жизнь, – ответил Макс. – Даже если Коф-фин не попытается убить меня, я, так или иначе, умру. Я уже чувствую это. Если выживет мое тело, оно будет без души.
– Ну, давай, взбодрись. Это на тебя не похоже! Макс выдавил горький едкий смешок:
– От меня ничего не осталось. Мы были глупы и беспечны.
– Мы всегда танцевали на лезвии бритвы, – возразил Менни. – И мы оба знаем это. Удача отвернулась от нас, и мы попались. Мы рисковали, как и всегда.
Этот разговор с бесконечными вариациями повторялся с тех пор, как они оказались в Грагонатте. Менни доставалось меньше, чем Максу. Охранники, казалось, получали удовольствие, издеваясь над падшим членом Клана. Макс лелеял надежду – как он теперь понимал, абсолютно безумную, – что Клан Серебра, устыдившись того, что один из них заключен в Грагонатте, приложит все усилия, чтобы вытащить его отсюда. Но никто из Сильверов не навестил его и даже главе Совета Гильдий, Лорду Айрону, не хватило власти или желания помочь. Макс чувствовал, что совершил ошибку, смеясь Кланам в лицо, в открытую обворовывая их и дразня. Он полагал себя непобедимым. И вот – печаль и безысходность. Теперь-то он осознал, что просто играл как ребенок. Взрослая рука власти поднялась и спеленала его. Макс оказался бессилен. Со вздохом он лег на спину, положив голову на колени Менни, единственного близкого человека, бывшего ему почти отцом. Менни не должен был попасть сюда. Он не доживет до освобождения: если оно и придет, то через десятилетия.
– Спи, сынок, – сказал Менни, кладя свою грубую руку на слипшиеся от засохшей крови волосы Макса.
– Усни навеки, – пробормотал Макс. Он почувствовал, как легкие облака укутывают его и подталкивают, затягивают, погружают сознание в темноту.
Тогда Макс увидел странный сон. Тончайшие листочки до блеска отполированного металла зазвенели и заблестели перед глазами, затем растеклись, расплавившись в сверкающую жидкость, полившуюся на него как ртуть. Он погрузился в нее.
Макс услышал мощный рокочущий голос, голос самого металла. Тело трепетало в языках пламени, будто его заново выковывали из раскаленной добела стали. Он всем своим существом чувствовал даже удары молота.
Ослепший, Макс слышал рядом голоса – шепчущие, жестокие и резкие. Его ушей достиг страшный крик, как он понял, его собственный. Зрение возвращалось сверкающими вспышками. Тело было залито ртутью, беспорядочно стекающей по железу кожи.
Все существо Макса, вся его суть переполнялась мощными ритмичными звуками: резкое шипение пара, треск разбрасывающего искры горна. Летящая тень стремительно пронеслась через всесокрушающее и всесоздающее пламя. Словно гигантская механическая сова, вылитая из раскаленной бронзы.
Снова чернота мрака. Печаль колокола в ушах.
Макс открыл глаза. Голову сжимало как в тисках. В тусклом, непонятно откуда исходящем свете Макс увидел, что лежит на полу в камере. Он чувствовал чье-то присутствие. Рядом спал Менни, но Макс почти физически ощущал кого-то еще. Невидимый посетитель.
Макс с трудом встал на колени. Должно быть, продолжается сон. Никого больше не было видно, но казалось, что совсем близко, всего в нескольких дюймах, находится чье-то лицо.
– Кто ты? – прошептал Макс, и его голос прозвучал как посвистывание пара.
Яркое пламя вспыхнуло перед его глазами – раскаленный металлический жезл. Макс отшатнулся, спрятав лицо за руками, но успел рассмотреть неясно вырисовывающийся перед ним шлем. Шлем был выкован из железа и обвит золотом. В центре пульсировал медный круг, бледно-зеленого с коричневым отливом цвета.
Макс прикрылся ладонью, силясь разглядеть обладателя шлема, но это было невозможно. Свет от жезла скрывал больше, чем показывал. Вдруг жезл ярко вспыхнул, и белое пламя двинулось на Макса. Он издал ин-стинкттивный вопль ужаса и закрыл глаза. Его толкнуло назад, на плечи опустилась давящая тяжесть, которая прижимала его книзу. Руки в железных перчатках сорвали с него рубашку. Макса поглотила боль, когда раскаленный металл впился в его обнаженную грудь. Невидимый гость хотел убить узника, прожигая его клеймом. Макс чувствовал, как пламя пожирает его плоть, превращая ее в пепел и пробираясь все ближе к сердцу. Боль. Смятение. Нестерпимый жар и свет. Его собственный крик, как резкие крики ворон, селящихся на высоких карнизах Грагонатта. Кто-то тряс его:
– Макс! Макс! – это был Менни.
Макс открыл глаза, щурясь и моргая. Камера была залита бело-голубым светом, хотя газовые лампы еще не зажглись. Как такое возможно? Потом Макс понял, что источником света является он сам. Сияние исходило из центра его груди. Он приподнялся и уставился на свое тело. Серебряный диск сверкал над сердцем, испуская спиралевидные лучи. Это явь? Или опять сон? На тело накатывались волны нестерпимой боли. Он не мог думать, сосредоточиться.