Взошло солнце. Стали видны копны трав, скошенные для скота. Значит, человеческое жилье было совсем близко: они заблудились около самого Систиг-хем а.
— Ну, выбрались! — сказал инженер и улыбнулся широкой улыбкой. — Выбрались, Валерия Александровна. Да я и не сомневался, я знал, понимаете… Видно, когда мы скалу проехали — вот где фамилии-то, — там бы нам с вами и остановиться. Но вы меня совершенно сбили с толку.
— Я?!
— Вот именно. Нытьем.
— Я молчала.
— У вас все лицо ныло, глаза, понимаете. Вот вы меня и сбили.
Она рассмеялась.
Он оглянулся и ответил улыбкой. «Простила ли?!» — спрашивала улыбка. «Нет!» — отвечали ее прямо глядящие на него глаза.
Вот река и берег. На той стороне — строения.
— Ого-го! — кричит инженер.
— Ого-го! — кричит Лера.
От берега отделяется лодка, а в лодке — человек. Человек гребет медленно.
«Скорей бы, скорей!..»
— Мы заблудились! — кричит Лера.
— Да молчите вы, на самом-то деле, — говорит инженер. — Ничего мы не заблудились. Полноте страмотиться!
Человек в лодке — тувинец. Он широко улыбается.
— Мы, мы… — говорит Лера.
— С каждым бывает, — отвечает тот на хорошем русском языке. — Садитесь, товарищи.
Они садятся в лодку. Лодка идет по тихой воде. На той стороне — дома, изгороди, орет петух, пасется корова. Систиг-хем!. Населенный пункт! Люди.
3
Прибыв с Лерой в Систиг-хем, Александр Степанович прежде всего зашел на почту за телеграммами.
Был ранний час, и почта оказалась запертой. Он стал энергически поколачивать кулаком в дверь, повернувшись к Лере спиной и, очевидно, совсем не понимая, почему и здесь она не отстает от него ни на шаг.
У его спины было сердитое выражение. К плечам, кепке и брюкам прилипли какие-то соринки — щепочки, соломинки — воспоминание об их общей жесткой постели.
Александр Степанович, его усталое, измятое лицо, покрывшееся за ночь частой щетиной рыжей бороды, его сердитые глаза с воспаленными от бессонницы веками; тусклое, бессолнечное утро; их общая усталость; ее босые, грязные, иззябшие ноги — все это, слившись, превратилось для Леры в нудную, долгую-долгую песню, похожую на завывание ветра в трубе.
Удар кулаком в закрытую дверь. Четкая дробь барабана. Постучит, постучит — и опустит руку. Устал он, что ли? Нет, опять стучит. Видно, у него такая привычка — все делать с передышками, не торопясь.
Стук-стук-стук! Тра-та-та!
Двери не отворялись.
Инженер уже начал было от досады посапывать, а Лера задремала, как конь на ходу, стоя.
— А вы-то зачем сюда пришвартовались, Валерия Александровна? Вам-то что?! — сказал он, видно, не в силах больше сдержать раздражения, и поднял рыжие брови. — Я телеграмму жду из Абакана. Мне лодки нужны. Палатки. Продукты, то, се… А вам что надобно? Пошли бы спать, право. Вот школа. Идите к учительнице. Приютит. Эх!.. Будь я на вашем месте — хорошо! Никаких забот.
Она не ответила.
За дверью раздалось звонкое шлепанье босых ног.
— Кто там?
— Черт. Бес. Дьявол. Ай да систигхемский телеграф! Ай да работнички!
— Сейчас.
Звякнул запор.
Молоденькая телеграфистка, мигая, глядела ка свет.
— Здесь должны быть для меня телеграммы. Из Абакана. Федорову. Александру Степановичу.
— Нету! — вздохнув, ответила телеграфистка.
— А мне? — очень тихо сказала Лера.
— Вам?
В глазах телеграфистки что-то запрыгало.
— А как ваша фамилия?
— Валерия… То есть Соколова. Соколова Валерия Александровна.
— Паспорт.
Удар был такой неожиданный, что Лера уронила на пол сандалии.
Инженер стоял, вздыхая, в уголке, задумчиво и досадливо покусывая губы.
— Ваш паспорт, — повторила телеграфистка.
И Лере опять показалось, что там, в глубине ее глаз, мелькнул веселый дрожащий огонек, как будто что-то пустилось в пляс в этих светлых, только что проснувшихся глазах.
— Вот, — сказала Лера, протягивая паспорт. — Вот, — сказала она с достоинством (и с ужасом поглядела на свои грязные ноги).
— Получайте, товарищ Соколова.
«Валерии Александровне Соколовой. Востребования. Тоджа. Тора-хем. Принято из Кызыла в 20.00. Передано в Систиг-хем 20.15».
А дальше на голубом бланке было одно-единственное слово, выписанное рукой все той же телеграфистки:
«Люблю».
4
Маленькая систигхемская библиотека расположен на во втором этаже большого деревянного дома.