Ладонь Беллатрисы, такая же холодная, как и её дыхание, хватает Драко за руку и тянет прочь, ведь им нужно быстрее уходить.
Он идёт за ней, потому что остаться было бы безрассудно, а он не глупый гриффиндорец, способный совершить величайшую глупость ради своих идиотских принципов.
К нему не приходит сожаления из-за смерти Альбуса Дамблдор, потому что Тёмный Лорд в любом случае нашёл бы способ уничтожить его. Единственное, что Малфой чувствует – облегчение из-за того, что это сделал не он. Не стал убийцей, значит, ещё не всё потеряно и у него есть право выбора. И Драко уже знает, какой выбор будет правильным. Осталось только дождаться того момента, когда придёт пора сделать его. А дальше будь, что будет.
========== Глава 6. Теряющиеся ==========
Дикий нечеловеческий крик Гермионы гулко отдаётся под сводами большого зала в Малфой-мэноре. Кажется, ещё секунда и воздух взорвётся, стены здания упадут с оглушительным грохотом.
У Драко на секунду возникает чувство, будто его парализовали.
Его окружает сизая тьма, разбавленная редкими голубоватыми огоньками свечей, которые ещё не потухли от сквозняка, прокравшегося в зал, когда открыли двери. И в этих сумерках он видит лишь очертания распластавшейся на полу девушки и Беллатрисы Лестрейндж, склонившейся над той.
Хохот его тётки безумен. Он сливается с криками несчастной жертвы, образуя какофонию, от которой хочется убежать прочь, как можно дальше, исчезнуть, не слышать… И Малфой наперёд знает, что страшный звук будет преследовать его во снах.
В окне, с которого рухнули портьеры, вдруг появляется луна, вышедшая из-за мрачной тучи. Её ледяной искрящийся свет проникает в помещение и острым лучом врезается именно туда, где орудует правая рука Беллатрисы. Когда её ладонь в чёрной перчатке поднимается, он видит под ней кровавую надпись.
Грязнокровка.
Гряз-но-кров-ка…
Как просто. Как много раз Драко сам выплёвывал это слово. Но ещё никогда оно не казалось ему таким страшным, до гула в голове, до резко пробежавшего по телу тока, до сильнейшего сжатия зубов и неожиданного желания прекратить весь этот кошмар.
Он пожиратель смерти, сторонник Тёмного Лорда… Но у него уже нет сил видеть это! Ему не нравится наблюдать за пытками, видеть смерти. Он и так увидел уже слишком много. И, если кто-то со временем привыкает, Малфой, напротив, всё больше и больше мечтает покончить с этим.
Гряз-но-кров-ка…
Он, как ни странно, не испытывает удовлетворения от того, что она страдает. Ненавистная заучка Грейнджер сейчас не вызывает тех чувств, что раньше. Драко сам нередко оскорблял её, стремился задеть, но не желал ей такого. Его нападки были лишь школьным противостоянием, но он и заметить не успел, как оно перенеслось в реальную жизнь, в реальную войну, и зашло слишком далеко.
Гряз-но-кров-ка…
Ему уже кажется, что это на его руке вырезают проклятую надпись и это он извивается под безжалостной Беллатрисой. Крик Гермионы доходит до предела, оглушает, Малфой хватается за уши, потом резко проводит ногтями там, где находится метка.
Резко повисает тишина. И это ещё страшнее. Она хуже воплей, кажется, что всё замерло, а в голову закрадывается мысль о том, что Грейнджер, возможно, уже мертва.
Он машинально закрыл глаза, когда она ещё кричала и пыталась сопротивляться, а сейчас страшно их открывать. Что он там увидит? Очередную мёртвую грязнокровку. Ничего нового. Только на этот раз ей будет Гермиона. И сейчас Драко понимает, что отчаянно не хочет видеть её бездыханное тело. Значит, он её не ненавидит.
Дальше всё происходит так быстро, что Малфой даже не успевает толком ничего осознать. Единственное, что прорывается через стену всеобщего хаоса, это чей-то голос, приказавший ему забрать палочки. Он повинуется, как всегда, потому что привык повиноваться.
Ослушался лишь однажды. Точнее, не ослушался, а просто не смог. Не смог стать убийцей, не смог произнести всего два слова. И его семья поплатилась за это, Тёмный Лорд перестал столь безоговорочно им доверять.
Сейчас нужно ни в чём не ошибиться, показать себя с лучшей стороны, проявить всю свою безжалостность. Только вот когда Гарри пытается отобрать у него палочки, Драко даже особенно не сопротивляется. Глупо поддаётся. Почему же?
Потому что перед глазами всё ещё стоит образ Грейнджер, с кровавой надписью на руке и палочкой Лейстрейндж, наставленной на тонкую бледную шею.
Потому что всё ещё помнит, что решил для себя в ночь убийства Дамблдора.
Потому что только ждёт случая, чтобы однажды самому поступить так, как считает нужным. Просто время ещё не пришло.
***
Беллатриса смотрит внимательно, изучающе, будто хочет угадать все его тайные мысли.
– Что вы хотели, тётя? – бесстрастно интересуется он.
Благо, давно научился скрывать свои чувства и эмоции. И сейчас, когда она ни с того ни с сего показалась на пороге его комнаты, встречает её с абсолютно спокойным лицом. Её, женщину, которая ещё вчера так жестоко пытала грязнокровку. Хотя они все здесь жестоки.
– Что происходит? – спрашивает она, равняясь с ним в дверном проёме.
Догадалась. Безумцы всегда видят больше, чем стоило бы, всегда знают то, что недоступно обычным людям.
– Ничего, – облокачивается о косяк.
– Ты не таким был раньше. Тебя что-то тревожит, я вижу. Ты в чём-то сомневаешься.
Она подходит вплотную, проводит рукой по его щеке, отчего он чувствует мурашки, пробежавшие по спине.
– Вовсе нет, – шепчет срывающимся голосом.
Лейстрейндж находится слишком близко, дышит прямо в губы, отчего он чувствует нечто сковывающее, не позволяющее прервать с ней зрительного контакта.
Малфой уже уверен в том, что она догадалась о его сомнениях насчёт правильности их действий.
– Глупый мальчик. Не стоит размышлять там, где от тебя этого не ждут. Ни к чему хорошему это не приведёт.
Он нервно сглатывает, желая только чтобы она поскорее ушла, однако Беллатриса с этим не спешит.
– Думаю, всё равно, как и о чём я размышляю, – замечает Малфой.
– Ещё одно подтверждение моих слов, – хмыкает она. – Прежний Драко побоялся бы такое говорить.
– А теперь терять нечего.
В этот момент он и сам понимает, что действительно нечего. Они все стали лишь пешками в руках Тёмного Лорда, и в любой момент жизнь каждого из них может прерваться. Слишком опасно быть пожирателем.
Ещё недавно всё казалось таким простым. Всего лишь служба Волдеморту, потом мировое господство вместе с ним… После того, как Малфой-младший не убил Дамблдора собственноручно, господин перестал им доверять. Иногда возникает ощущение, что их семейству нужно бороться, чтобы выжить, а не чтобы что-то получить. Эта война оказалась куда сложнее, чем все думали, и вопросы в ней ставятся именно о выживании. Ставки слишком высоки, всё слишком серьёзно.
– Терять всегда есть что.
Её костлявый палец скользит по его груди, под ним сердце начинает стучать сильнее.
Его губы уже посинели от её ледяного дыхания. Как странно и нелепо.
– А это уже кто как видит.
– Нет. Ты просто ещё не понял. Вот когда потеряешь – поймёшь.
Беллатриса кровожадно и с издёвкой улыбается.
– Ты же знаешь, что он не простит, – колючий шёпот, пробирающий до костей, явная угроза.
– Знаю.
– И боишься. Просто не признаёшь.
– Это не так.
Пожирательница смеётся, как всегда безумно, по-дьявольски.
– Боишься. Ты же трусливый папенькин сынок.
Почему она говорит ему это? Презирает? Но в глазах Беллатрисы Драко видит лишь насмешку. Она угрожает как бы шутя, на самом деле не веря в то, что он способен когда-нибудь пойти против Господина.
Лестрейндж видела, как он смотрел на Поттера, на Грейнджер. Как в его глазах отражалось желание, чтобы их не трогали. Как он облегчённо выдохнул, когда они исчезли из зала.
Беллатриса почувствовала его нежелание убивать Дамблдора, когда стояла позади него на Астрономической башне.
Должно быть, она списала всё это на трусость, над которой и смеётся.
Когда она уходит, Драко без сил возвращается обратно вглубь комнаты и падает на кровать. У него больше нет сил бояться. Хоть Лейстрейндж и утверждает, что всегда есть, что терять, он в этом не уверен. Что у него осталось? Лишь сомнения, которые, скорее всего, приведут к гибели в конечном счёте. Ему хочется позволить себе момент слабости. Слишком долго он был сильным, слишком долго сомневался, слишком долго продумывал свой выбор вопреки воле Волдеморта и всего, что его окружало.