Парень с девушкой так и смотрели на него, не двигаясь с места. Девушка, прошептав себе под нос какое-то скомканное приветствие, сказала, что позовёт всех остальных и убежала.
Не успел ее спутник придумать, что же сказать ему, как из дома выбежала девочка Таяна, которую Феликс вылечил полгода назад.
— Здравствуйте, я так рада, что вы приехали, — девочка подбежала и неожиданно обняла Феликса. Хоть он и поменялся с тех пор как был королем Айронвуда, такие вещи как объятия все равно остались для него чем-то крайне непривычным. Но, несомненно, ему была приятна радость этой девочки.
— Привет, как твои глаза?
— Я все вижу! Все такое красивое, это так чудесно. Мне так страшно, как подумаю, что могла никогда не увидеть все это, — она восторженно обвела руками скудный сад, состоящий из нескольких деревьев и кустов. В этот момент садик как раз наполнился всеми жителями серого дома. Они смущённо кланялись и говорили слова приветствия.
— Вы теперь всех вылечите?— Таяна осмотрела всю компанию.
— Я для этого и пришёл. Кого я вылечу сегодня, Таяна?
— Нашу маму Лану. Можно?
Девушка без одной руки, смущённо спряталась за мужчину.
— Таяна, не нужно, пусть лучше это будет кто-то из детей, — отозвалась женщина.
— Нет, Лана ты столько всего для нас делаешь, ты же наша мама, и тебе так сложно без руки. Я хочу, чтобы ты была здорова.
“Люди зелёной воды” оживленно как один подхватили идею девочки.
Король протянул руку смущенной девушке, та испуганно оглянулась на мужчину. Он кивнул ей, и они с Феликсом пошли в дом.
Внутри совершенно ничего не изменилось с тех пор, как он был здесь в последний раз. В доме как прежде, несмотря на всю бедность обстановки, царила чудесная атмосфера, уют. Как же эти люди смогли жить счастливо, имея физические изъяны, будучи отвергнутыми обществом? Они не потеряли друг друга, они нашли что-то неведомое другим.
Девушка села на диван, не зная, что ей делать. Феликс сел рядом с ней и попросил ее снять кофту. Он положил руки на ее плечо, сконцентрировал все свои силы. Вдруг часы прозвенели полдень, он поднял голову и увидел на стене что-то непонятное, подобие часов, которые действительно шли, но напротив каждого часа была поделка, фигурка или рисунок. Напротив двенадцати часов красовалась совершенно невнятная коряга.
— Сколько вас здесь живёт? — спросил у девушки Феликс.
— Двенадцать. Эти часы сделала наша семья.
''Семья'', Это слово гремело в голове Феликса, а внутри него разлилось тепло, быстро сменившиеся невыносимой болью. Его руки неистово пекли, но он не отводил их от плеча девушки. Голова кружилась, его мутило и ему уже начало казаться, что идея вылечить всех “людей зеленой воды”, да ещё и восстановить всю землю, не такая уж и осуществимая. Но он должен попытаться, несмотря ни на что. Он исправит ошибки Отца.
Наконец, он отвел свои руки и совсем обессиленный поспешил выйти на воздух. Девушка удивлённо осматривала свою новую руку.
В блаженной уличной прохладе ему стало немного легче, он ушёл за дом, в единственный укромный уголок, где не было никого из жителей серого дома, и присел на скамью. Феликс растирал руки, чтобы они хоть немного перестали печь.
Словно по мановению рядом с ним появился человек. Кажется, он ждал здесь короля с тех самых пор, как Феликс открыл калитку, знал, что король задержится в этом потаенном уголке на передышку.
Тристан молчал, а король напротив хотел бы многое сказать, но едва имел силы говорить.
— Знаешь, у меня, наверное, никогда и не было другого друга, кроме тебя, — наконец сказал Феликс.
— Мы всегда были неравными, — ответил Козлоногий.
Феликс посмотрел на его руки, на них все так же красовались копытца, которые он создал для Тристана.
— Нет, мы всегда были равными, просто когда-то на меня повесили бремя правления, корону и я поверил, что стану великим и могущественным.
— Но ты ведь стал им.
Феликс слегка улыбнулся.
— Хочешь, я расскажу тебе историю?
— Наверное, у тебя их теперь много, ты ведь был в мире Джейн...
— Нет, история совсем о другом. Я был так зол, когда Джейн принесла мне кулон матери...
— Ты просто не хотел, чтобы лезли в твои сокровенные мысли, я знаю.
— Ты ничего не знаешь. Когда-то я сам выбросил его в морские пучины и больше не желал его видеть.