— Так вот, зима – это такое время года, когда на улице становится холодно, идет снег, в воздухе витает новогоднее настроение... У вас отмечают начало нового года?
Он не ответил. Просто молча начал убирать со стола инструменты. Джейн наоборот – необъяснимо расслабилась, ей стало все равно, что он не отвечает, а может и не слушает, ее это никогда не останавливало, если уж захотелось о чем-то рассказать. Тем более она так рада, что король отправит ее домой и все это скоро забудется. И ей так хотелось поведать о чем-то веселом, волшебном, и никакое угрюмое лицо не испортит этого вдруг нахлынувшего, чудесного настроения.
Она весело затараторила:
— Так вот, мы отмечаем начало нового года зимой, дети катаются по снегу на санках, домой каждый приносит елку и украшает ее разноцветными специальными игрушками. Хотя в принципе на нее можно повесить что угодно: конфеты, фрукты, забавные письма или что-то, что всех удивит или рассмешит. В основном, елочные игрушки делают из стекла, так что вам бы они, наверное, понравились. Они похожи на витражи, только круглые или в форме зверушек. По улицам развешаны разноцветные фонарики, все покупают друг другу подарки, везде играет музыка. Все желают своим близким всего самого наилучшего в жизни, загадывают желания, чтобы быть в новом году здоровым, счастливым, встретить свою любовь...
— Так вы приехали из детской сказочки? — он так неожиданно прервал ее, что Джейн даже вздрогнула в испуге. Она вообще была уверена, что он ее не слушает. Вопрос, к сожалению, звучал с издевкой.
— Нет, не из сказочки. Я уверена – у вас здесь тоже проводят праздники, может просто другого рода. И в нашем мире у всех тоже есть работа и свои проблемы, просто иногда мы стараемся создать праздник, чтобы на несколько дней вернутся в детство и поверить в чудо.
— В детство? — в голосе Феликса звучало раздражение, — А зачем возвращаться в детство, там так хорошо?
По его лицу пробежало, что-то наподобие ухмылочки, хотя Джейн уже начинала думать, что он вообще не умеет улыбаться. Хотя, по сути, это и не было улыбкой, а всего лишь скользкая змея, пронесшаяся по лицу и улегшаяся на нем в виде губ.
— В детстве родители молоды и здоровы, бабушки и дедушки живы, и в детстве ты думаешь, что так будет всегда... хотя бы поэтому о нем хорошо вспоминать.
— Живы, здоровы, молоды... Вы думаете у всех, детство вот такое как вы описали?
Джейн показалось, что она сказала что-то не то. Но что? Ведь у этого парня на первый взгляд такая душевная семья. Или это только на первый взгляд?
— Не у всех, к сожалению, но у вас оно было таким, ведь так? Вайолет и Жозеф показались мне светлыми и добрыми людьми, странно, что вы не вспоминаете о детстве с теплотой, хотя, конечно, я не могу говорить с уверенностью, ведь знаю вашу семью каких-то двадцать минут.
Он прервал ее:
— Хотите послушать о моем детстве? Леди Джейн, в детстве мне рассказывали истории о наивном и необъяснимо добреньком гномике Шилли. Он постоянно веселился и помогал всем, даже тем, кто делал ему пакости, просто потому, что вот такой он добряк. Кстати – это невероятно, но, кажется, он даже украшал елку стеклянными игрушками, как вы только что рассказывали. Шилли рассматривал листики на деревьях, пел песенки и думал, что все его любят и все ему рады, а я все время слушал эти истории и думал, какой же он глупый...
Истории о гноме... Джейн вспомнила слова Анны о сказках, которые любит... любила миссис Кларк. Это просто совпадение. Такое нелепое совпадение, которое вызвало в Джейн бурю печальных мыслей и эмоций. Джейн замерла в ожидании окончания этой истории, все-таки это первая продолжительная речь Феликса за весь разговор. Наверное, он хочет сказать что-то важное.
— Так вот Джейн вы и есть гномик Шилли.
И шумно собрав осколки стекла в мешок, он направился к выходу из мастерской.
Она прокричала ему вслед:
— А одна женщина в моем мире любит сказки о добром гноме и не считает его глупым, — она сама не знала, почему вдруг сказала это.
Он обернулся.
— Но её ведь больше нет.
Его взгляд был таким сильным и пронзительным, что её пробила дрожь, а смысл его слов выбил землю у нее из-под ног.
— Здесь нет, — сказала она дрожащим голосом, — это же другой мир, а в моем – есть.