— Да, конечно, — неопределенно согласилась Барбара.
Альфред прикрыл глаза от потрясения. Он ожидал бурной реакции на свое случайное замечание о доходах и сказал это только для того, чтобы немного отомстить ей и оживить ее ледяное лицо. Но ее глаза остались совершенно бесцветными и широко открытыми.
— Барби… — начал он. А в голове его проносились мысли, одна другой ужаснее. Отец ли слишком любил ее, или какой-нибудь мужчина обидел ненароком… Но один поцелуй? В публичном месте? И все-таки она буквально оцепенела от страха.
Барбара не собиралась искать для него утешающие слова.
— Я так голодна, — заметила она, глядя сквозь него. — Пожалуй, мне пора. Не провожай меня, иди и поговори с королевой Элинор.
5.
Прощальные слова Барбары принесли Альфреду облегчение и прогнали картины ужасов из его сознания. Если она настаивала, чтобы он поговорил с королевой, значит, собиралась за него замуж, и какое значение теперь имеет, что она почувствовала, когда он ее поцеловал? Ему и так было о чем подумать. Он осознал, что гоЛос Барбары звучал слишком спокойно, и это было вызвано, по-видимому, внезапной переменой чувств, словно она потеряла представление о месте и времени, где находится.
Поцелуй другого человека? Альфред, который до сих пор не знал, что такое настоящая ревность, поскольку его первая любовь изменила ему, когда он был глупым мальчишкой, вдруг почувствовал ядовитые клыки зеленоглазого чудовища. Почему она уступила без борьбы его требованию сдержать слово и выйти за него замуж? Она не боялась нарушить слово и ясно дала понять это. Ограничился ли Гай де Монфорт просто приставаниями? Не овладел ли он ею и не услал ли ее отец во Францию, чтобы скрыть рождение ребенка?
Задав себе эти вопросы, Альфред усмехнулся. Как все нелепо! Если бы она приехала во Францию тайно вынашивать ребенка, то не была бы представлена двум королевам и не находилась бы в окружении принцессы. Кроме того, более вероятно, что Лестер одобрил бы женитьбу своего третьего сына на единственной дочери Норфолка, даже если бы его развратный сын упирался. По-видимому, в существующей политической ситуации Лестер не стал бы испытывать гордость графа Норфолка, который души не чаял в своей единственной дочери, а воспользовался бы случаем обернуть поспешную беременность дочери в выгодный козырь против отца. Если бы она ждала ребенка от Гая, Лестер не только дал бы согласие, но и настоял бы на свадьбе. И, между прочим, они с Норфолком нашли бы достаточно земли, чтобы напичкать ею утробу молодого Гая и заставить его захотеть этого брака.
Альфред быстро спустился вниз по лестнице, удивленно качая головой: все-таки любовь превращает мозги мужчины в жидкую кашу. Наиболее важным в последние минуты, проведенные с Барби, было не то, что она не откликнулась на его поцелуй — чего еще он хотел у входа в церковь?! — а то, что она настаивала, чтобы он пошел к королеве Элинор и расчистил путь к их свадьбе. Ему пришло в голову, что он должен повидаться и с сэром Хью, а не только с Элинор. Было ясно, что сэр Хью нежно любит Барби, и почти наверняка она отвечает ему такой же привязанностью; Хью Бигод мог бы стать сильным союзником, убеждая Барбару сдержать свою клятву.
Во всяком случае, для него было полезно поломать себе голову над реакцией Барбары. Самое вероятное — она просто была изумлена, а возможно, и раздосадована тем, что он поцеловал ее при людях. Без сомнения, когда потрясение пройдет, она вдруг вспомнит его слова о поместье и потребует письменного обещания, что он не станет вмешиваться в дела управления и отдаст доход в ее руки. Он еще раз усмехнулся, уже взбираясь по ступеням дома королевы Элинор.
Альфред был прав лишь в том, что Барбара вспомнит его слова о ее поместье, когда немного успокоится. Однако единственное, что она при этом почувствовала, — это Удовольствие от того, что он так умен. Услышать, что Барба-ра будет лишена дохода от собственности, которую она унаследовала, показалось бы Элинор «подходящим наказанием». Королева не была жестокой женщиной; она сама возражала бы, если бы Барбара был доведена до нищенского состояния, но справедливо полагала, что лишения не будут столь жестоки. Альфред обеспечит Барбару всем необходимым, от гордой леди потребуется лишь одно — попросить. Когда Барбара подумала об этом, она улыбнулась. Она знала: Альфреду не нужен ее доход. Любая из его теток могла найти для него жену намного богаче. Просто королеве Элинор покажется подходящим, чтобы дочь бунтовщика потеряла свою «свободу».
Однако когда Барбара прошмыгнула мимо Альфреда и быстро направилась к дому принцессы Элинор Кастильской, она была не в состоянии обсуждать вопрос прав на. наследство. Все, чего она хотела в этот момент, — найти место, где можно было бы присесть прежде, чем у нее подогнутся колени. Единственная мысль, что осталась у нее в голове, была о поцелуе Альфреда. Она была настолько поражена, когда губы Альфреда коснулись ее собственных, что не успела ничего почувствовать. Только после того как он отстранился от нее, ее кровь словно вскипела от желания. Один Бог знает, что случилось бы, если бы это произошло не у открытых церковных ворот. Только мысль о проходящих мимо людях позволила ей удержаться и не возвратить ему поцелуй.
Если бы она сделала это, весь ее план рухнул бы — она выдала бы свою любовь с головой. Или нет? От придворных дам, оказывавших ей доверие в надежде, что она в свою очередь разболтает собственные секреты, она знала, что любовь и страсть не всегда идут рука об руку. Барбара слушала с умным видом, но своими тайнами не делилась ни с кем. Теперь она сожалела о том, что у нее не было опыта страсти. Слишком велика была опасность быть пойманной в ту же ловушку, в которой оказалась ее мать. Барбаре удалось избежать поцелуев в углах и тайных встреч на лесных полянах, весь ее слабый любовный опыт ограничивался словами, взглядами и вздохами, которыми она обменивалась на людях, а неясное, волнующее возбуждение она легко подавляла. Удивительно, но она никогда не испытывала такого сильного возбуждения и внутренней дрожи, которые пробудил поцелуй Альфреда.
Барбара внезапно усмехнулась, но затем стала рассуждать трезво. Могла ли она позволить, чтобы он понял, как она желает его, если это стало бы концом его «охоты» за ее любовью? Нет ничего забавного в том, что он потеряет к ней интерес. Барбара знала: ей нужен мудрый совет опытной женщины, но вокруг не было никого, кого бы она могла расспросить о таких деликатных вещах. Королева Элинор умело держала в руках своего мужа, но Генрих не был распутником. Он пылал страстью к красоте в живописи и музыке, но не в женщине.
Принцесса Элинор… Барбара задумалась о принцессе. Принц Эдуард, безусловно, любил ее. Его голос и выражение лица менялись, когда он разговаривал с женой. Элинор Кастильская была обручена с Эдуардом в десятилетнем возрасте. Ему тогда исполнилось пятнадцать, так что он не мог влюбиться в нее с первого взгляда. И хотя отец не прятал от него дочерей, как в сказках, которые рассказывал его дедушка — король Джон, Эдуард наверняка заигрывал с придворными дамами. Однако после того, как он женился на Элинор, его любовные интриги с Другими женщинами закончились, он был только вежлив с ними. Почему? Что делала Элинор? Принцесса, наверное, сказала бы, что все дело в огромной доброте ее мужа и его прекрасном характере. «Мне нужно спросить, что делает Элинор, чтобы ее муж был счастлив, — подумала Барбара, — принцесса будет рада поговорить об Эдуарде».
Направляясь к принцессе Элинор, Барбара захватила хлеб, сыр и вино, которые могла есть стоя. Принцесса сидела за столом, который днем накрывали в зале; ближайшее окружение принцессы трапезничало тут же, но стоя, остальные — довольствовались обедом на свежем воздухе.
Как и предполагала Барбара, ей не составило труда вызвать принцессу Элинор на разговор о первых годах ее совместной жизни с Эдуардом. В самом деле, принцесса так страстно желала вспомнить эти счастливые годы, что пригласила Барбару сесть рядом. К несчастью, Барбара обнаружила, что то, о чем рассказывала ей Элинор, имело для самой Барбары очень небольшое значение. Чтобы получить совет, ей нужен совсем другой человек. Элинор была по натуре мягкой и уступчивой, а Барбара скорее резкой, чем нежной, и ей не раз говорили, что она упряма, как осел.