Король находился в саду замка, куда Барбару и ее отца сопроводили два вооруженных стражника. Один взглянул на меч у бедра Норфолка, но ничего не сказал, и Барбара, у которой едва не перехватило дыхание, облегченно вздохнула. Она увидела, что здесь были и другие вооруженные люди, спокойно стоявшие около стены. Она подумала, что король меньше похож на заключенного, чем Эдуард. Потом она увидела и его самого, сидящего в тени маленького фруктового дерева с Питером де Монфортом и Хемфри де Боуэном. Здесь также присутствовали семь дам: одна сидела на скамье, а шесть — на мантиях, постланных на траве.
Барбара сразу не заметила их, так ошеломило ее выражение лица Генриха. После визита к принцу Эдуарду накануне она ожидала и у короля увидеть выражение бессильной ярости, беспомощного отчаяния или своего рода унылой безнадежности. Однако Генрих ослепительно улыбнулся и нетерпеливо протянул ей руку. Когда Барбара наклонялась, чтобы поцеловать ее, она чуть было не рассмеялась над собой. Ей казалось, что король должен был испытывать те же чувства, что и она, ее отец, Альфред и вообще любой человек в подобных обстоятельствах. То, что она увидела на самом деле, было характерно для короля Генриха, чей неизлечимый оптимизм и вызвал столь ужасающую ситуацию в Англии.
— Как там моя возлюбленная Элинор? — спросил Генрих, едва только Барбара подняла голову.
— Очень хорошо, милорд, за исключением того, что ее мучит беспокойство — все ли в порядке с вами, — ответила Барбара. — Король Людовик обращается с ней с величайшим достоинством и учтивостью, а королева Маргарита — с самой нежной привязанностью.
Это не было ложью. Как бы ни досаждала Людовику невестка, его благородство и ее положение иностранной королевы обеспечивали ей необходимое обращение. А своей сестре Маргарите королева Элинор была намного дороже в нужде и печали, чем в счастье и благоденствии. Теперь Маргарита могла чувствовать превосходство вместо негодования по поводу власти Элинор над своим мужем, власти, которой сама Маргарита никогда не имела.
Увидев в правом глазу короля слабое пробуждение надежды, в то время как левый был наполовину прикрыт дряблым веком, как у Эдуарда, Барбара испугалась, что Генрих спросит ее, не окажет ли король Людовик ему помощь. Но он не спросил, а вместо этого потребовал, чтобы на траве постелили еще одну меховую мантию, и пригласил ее сесть. Затем он начал задавать очень подробные и детальные вопросы о здоровье королевы и о том, как она выглядит. Когда Барбара наконец удовлетворила его любопытство, он кивнул и предложил ей присоединиться к остальным дамам, а сам повернулся к Норфолку. Он жестом пригласил отца Барбары сесть на скамью слева от него.
Барбара тактично удалилась. Она обошла почти полкруга сидящих женщин, когда кто-то дернул ее за юбку, и она, взглянув, радостно улыбнулась.
— Мой бог, ты меня потрясла, — прошептала Альва де Деспенсер. — Садись и расскажи мне обо всем. Я думала, ты будешь плакать и умолять короля найти способ освободить тебя, а не улыбаться во весь рот, рассказывая, что ты обручена.
После единственного взгляда, который убедил ее, что беседа отца с королем остается благожелательной и ей не нужно вмешиваться, чтобы переменить тему разговора, Барбара расстелила свою мантию позади Альвы. Перед тем как сесть, она наклонилась, чтобы поцеловать в щеку Алису де Вер и пожать руку Маргарет Бассет. Алиса, которой было всего шестнадцать, застенчиво улыбнулась. Маргарет, вдвое старше ее, приподняла бровь.
— Я думала, ты слишком умна, чтобы попасться в ловушку, — сказала Маргарет Бассет.
— Ты не расслышала, что сказал Норфолк? — весело ответила Барбара. — Как я могу противостоять воле короля Людовика?
— Барби, — предостерегающе заявила Альва, — я поймаю тебя в темном углу и придушу. Ты восстала бы против Бога, если бы Его власть была противна твоей воле. Действительно, почему ты согласилась на эту помолвку?
Наедине Барбара, может быть, рассказала бы Альве правду, но Алиса была очень молода, а Маргарет слишком остра на язык, чтобы позволить ей знать, что она любит Альфреда. Сочувствие Альвы она бы, наверное, вынесла, окажись Альфред недостойным доверия, но сочувствия Маргарет и Алисы она не хотела. Девушка пожала плечами.
— Кажется, это не так плохо. Сэр Альфред имеет особые родственные отношения с королевой Маргаритой, которая обеспечит уважение при дворе. Я уже не так молода и должна думать о будущем. Альфред сам сделал предложение, так что я уверена — его не принуждали. Поскольку мы знали друг друга в течение долгого времени и я не настолько богата для него, чтобы он взял меня замуж из корысти, должно быть, он желает меня. Если уж я должна выйти замуж, то он кажется мне лучше всех; это изысканный джентльмен, и он всегда будет добр ко мне. — Она улыбнулась и понизила голос: — Он просто гавань спасения по сравнению с Гаем де Монфортом. Я становлюсь слишком стара для того, чтобы все время убегать. Может случиться много бед, если убегать слишком быстро, тем более когда у меня есть причины, чтобы помед-. лить. Подождите, пока увидите Альфреда.
Пока Барбара говорила, она всматривалась в лица сидевших рядом женщин. Алиса — жена Питера де Мон-форта — сидела на скамье справа от короля; ее муж находился рядом с ней и без всякого выражения наблюдал за беседой ее отца с королем. На постланной на траве мантии позади Алисы сидела Элинор де Боуэн, жена Хемфри де Боуэна; ее худое лицо было кислым от недовольства. «Элинор завидует тому, — подумала Барбара, — что леди Алиса сидит на скамье, а ее саму усадили на землю — в ее возрасте трудно сидеть на траве». Далее, близко друг к другу, расположились две незнакомые ей женщины, тихо разговаривавшие между собой.
В ответ на заданный шепотом вопрос Барбары Альва сказала, что эти женщины — сестры Роберта де Феррар-са, графа Дерби, сражавшегося при Льюисе за Лестера. Поддерживает ли Ферраре Лестера на самом деле — особый вопрос. Барбаре граф Дерби показался скорее похожим на дикое животное, нападающее на любого, кто пытается обуздать его, чем на принципиального сторонника дела Лестера.
Как раз в этот момент вошел паж, одетый в цвета Генриха де Монфорта, и сказал что-то своему хозяину, который жестом отослал его к королю. Хотя Барбара навострила уши, она не смогла ничего расслышать из того, что он сказал, но король кивнул и поднялся, жестом указав придворным дамам оставаться сидеть. Барбара была довольна, когда он кивнул ее отцу, и то же сделали сопровождавшие его Питер де Монфорт и Хемфри де Боуэн.
— Д'Экс, — задумчиво произнесла Элинор де Боуэн, — это побочная линия, не так ли?
Барбара мило улыбнулась:
— Да, но он знатен с обеих сторон. Альфред очень горд своим происхождением. На его щите изображена правая часть герба в цветах Беренгера по выбору. Он мог выбрать другую эмблему после смерти своего отца. Это могущественная семья, очень могущественная. Его брат — вассал короля Людовика и пользуется очень большим уважением.
Алиса де Монфорт презрительно фыркнула:
— Я думаю, ты выходишь замуж в Эксе?
— О, нет, — ответила Барбара. — Отец не хочет, чтобы я уезжала так далеко, прежде чем кровные узы будут скреплены церковью. И он желает сам отдать меня моему мужу. Я венчаюсь послезавтра в Кентербери в кафедральном соборе. Оба епископа — Честерский и Лондонский — примут участие в службе.
— Послезавтра! — пронзительно вскрикнула Альва.
— Ты уже беременна? — ядовито спросила Элинор де Боуэн.
Барбара, смеясь, повернулась к Альве. При этом она оглянулась на Элинор и на мгновение пристально взглянула в ее холодные мутно-серые глаза под тяжелыми бровями. Тогда уголок ее рта презрительно приподнялся, а ноздри расширились и сжались, словно почувствовав скверный запах.
— Мне не нужно было уступать в чем-то, чтобы добиться замужества, — отрезала она. — Смею уверить вас, я до сих пор девушка. Я приглашаю леди Элинор посмотреть утром запачканную кровью простыню.
— Никогда не видела такой тупости, — язвительно вставила Маргарет Бассет. — Поскольку ты уже была замужем, то обсуждать вопрос девственности абсолютно неуместно. Вот что важно — кто будет присутствовать на церемонии? Кто будет организовывать торжество? Кто будет приглашен?