Но, как сказала Юки-сан однажды вечером старшему брату, Кэзуки тогда случайно подслушал этот разговор, что священник Сэтору-сан надеется таким образом показать Иори-куну дорогу к пониманию себя и своих поступков, ведь нести вместилище духа божества было очень почитаемо. Носильщик в тот момент был ближе всего к ками* храма, первыми получая его благословение.
Тот мацури был великолепен! Миниатюрная копия святилища, скрывающая в своих недрах синтай* храма покоилась на длинных гибких шестах, напоминая паланкин. Священное зеркало было сейчас спрятано от глаз прихожан за резными позолоченными створками маленького храма микоси. По преданиям в него вселялся дух божества леса, покровительствующего храму, на время проведения празднества. Когда разгоряченные носильщики, на плечах держа шесты, проносили паланкин через тории*, мальчик будто воочию наблюдал, как в чистом дрожащем воздухе красные предваряющие вход на территорию храма врата превращались в огонь, расступившийся перед величием божества, чтобы пропустить и одновременно защитить своего ками. Паланкин, раскачиваемый носильщиками из стороны в сторону подобно рыбацкой лодке в сильный шторм, сверкал в свете утреннего солнца позолоченной резьбой, создавая впечатление, что божество одаривает всех присутствующих своей улыбкой.
Кэзуки, завороженный действом, двинулся за людьми под ритмичный бой барабанов от храма Дзюсанся-дзиндзя, расположенного у основания высокой горы Мияцука, к морю. Микоси долго раскачивали на волнах, прося благословлении у ками и помощи в рыболовстве, ведь это было вторым после добычи липарита* промыслом на острове.
Праздник мальчику запомнился слабо, просто общее радостное настроение и шумные танцы. А вот Танака-кун тогда ходил, как пьяный, все никак не придя в себя после участия в шествии с паланкином. Ведь он был так близко к ками, и если люди в толпе чувствовали силу исходящую от синтая, то что же ощущали носильщики. А через две недели ЭТО и случилось.
Нервный Иори-кун вошел в комнату, поспешно закрыв за собой дверь, когда Ацуси помогал младшему брату с уроками. Друг брата, не дожидаясь пока мальчик оставит парней наедине, стал с блестящими от возбуждения глазами и трясущимися руками шептать Ацуси что-то на ухо. Лицо брата по мере рассказа друга все более искажалось от ужаса. Кэзуки, ничего не понимая, продолжал заинтересованно рассматривать молодых людей, будто забывших о нем в этот момент. Солнечные лучи яркими полосами лежали на циновках, еще больше расширяя пространство светлой комнаты, и налагали на лица парней, стоящих против света, странные тени, подчеркивающие разность в лицах и искажая черты в застывшие уродливые маски.
- ... вот, смотри! - громко закончив фразу, стал доставать какую-то вещь из кармана Иори-кун.
Блеснув солнечным зайчиком в глаза Кэзуки, на ладони у Танаки-куна появилось небольшое серебряное зеркальце. Круглой формы оно было совершенно простым, лишь небольшой цветочный орнамент по ободку делал его слегка утонченным. Но чувства, которые накатили на мальчика при появлении на свету этого маленького предмета, заставили руки Кэзуки задрожать, а грудь учащенно вздыматься. Сердце сдавил непереносимый страх, а свет наполнявший комнату мгновенно куда-то исчез, оставшись только в мимолетном отблеске серебристой поверхности.
- Убери его сейчас же!!! - закричал Ацуси, отскакивая от друга на два шага. - Ты совсем лишился рассудка!
- Ты не понимаешь! - безумными глазами глядя в зеркало и нежно поглаживая его кончиками пальцев, сказал Иори-кун. - Оно мне даст все, что я захочу! Возьми, почувствуй!
- Нет! - Ацуси стал пятится от протянутого зеркала. - Ты должен вернуть синтай в храм!
- Нет, не бывать этому, - прижал к себе священный предмет парень.
- Верни, иначе на тебя падет гнев ками! - умоляя, проговорил старший брат.
- Ха-ха-ха, гнев! Ками, ха-ха! - истерично рассмеялся Иори-кун.
Кэзуки его еще таким никогда не видел, будто не человек вовсе, а темный ёкай из сказок бабули: пальцы скрючены, рот перекошен в леденящем душу смехе, а глаза горят безудержным огнем отчаяния и алчности.
- Мне НИ-ЧЕ-ГО не будет!!! Смотри! - и парень со всей силы бросил зеркало на пол.
Раздался мелодичный звон бьющегося стекла, отдавшийся в душах присутствующих нахлынувшим страхом. Во вдруг воцарившейся тишине все не могли оторвать взгляда от не блестящих на солнце осколках, лежащих в серебряной раме. Они будто наоборот теперь вбирали в себя свет, источая отчаяние по комнате.