Выбрать главу

Нарушил тишину перезвон фурина*, висевшего на карнизе выхода в сад. Бросив ничего не понимающий взгляд на раскачивающуюся бумагу на язычке колокольчика со стихами Ранрана:

Осенний дождь во мгле!

Нет, не ко мне, к соседу

Зонт прошелестел...

Кэзуки озадаченно взглянул на брата. Брызги крови залили лицо мальчика, который не успел понять и осознать, что произошло. Как в замедленном кино грудь Иори-куна разрывалась изнутри, орошая стоящего перед ним Ацуси. В районе солнечного сплетения парня теперь зияла большая сквозная дыра. Кровь хлынула из искаженных безумным смехом губ, и друг брата еще смог удивленно приложить сведенные судорогой пальцы в кровоточащей ране, а потом рухнул на пол лицом вниз.

Тогда раздался истошный крик Ацуси. Он весь залитый кровью друга стоял и, приложив растопыренные пальцы к лицу, не мог унять своего ужаса. А Кэзуки будто находился в прострации, не веря, что все это на самом деле. Такого ведь просто не может быть! Его так и забрали не осознающим окружающего из той комнаты, и больше он туда ни разу не заходил.

Только через неделю он пришел в себя в больнице, и сразу же начались допросы полиции. Мальчик рассказал все, как было, но ему не поверили. Сказали, что он покрывает брата, убившего своего друга. Хоть криминалисты и терялись, почему основная масса крови пролилась на убийцу, раз удар был совершен со спины. Но за неимением других версий, Ацуси засудили, но по состоянию здоровья поместили в психиатрическую больницу. Там спустя семь лет он и скончался.

И лишь Юки-сан обняла Кэзуки в больнице, окутав ароматом свежих трав, и сказала, что духи покарали Иори и не нам опровергать их справедливость. Эти слова дали выход первым после происшествия слезам мальчика, которые принесли небольшое облегчение.

 

Молодой человек открыл глаза. Тиски, сжимавшие грудь немного уменьшились. Он поднялся с земли и остаток ночи пролежал на досках веранды, кутаясь в свою теплую куртку и вдыхая родные запахи детства.

Утром Кэзуки подошел к страшной комнате и резким движением руки отворил сёдзи. Помещение встретило парня застоявшимся воздухом и неясным освещением. Собрав всю свою волю, он переступил порог и, быстро миновав бывшую комнату брата, открыл створки для проветривания.

В комнате ничего не напоминало о разыгравшейся здесь трагедии. После того дня Кэзуки более не видел Ацуси. Парень с трепетом прикоснулся к письменному столу брата, потом прошел вдоль стен, рассматривая картины и фотографии. Бабуля заботилась об этой комнате, вот даже икэбана* стояла на столе, правда уже давно завядшая.

Молодой человек подошел к шкафу и открыл его: одежда Ацуси, белье, свернутый футон*. Из-под футона что-то выглядывало. Кэзуки приподнял сложенную постель и отпрянул. Блестящей стороной вниз там лежало злосчастное зеркало.

 

Спустившись по длинным ступеням Дзюсанся-дзиндзя парень задумался, куда бы ему направится. Вспомнив разговор со священнослужителем, он побрел к простирающемуся поблизости от его дома лесу.

После того, как Кэзуки вернул синтай храму, в душе его более не было тревоги и мрака, как прежде. Видимо бабуля починила зеркало, но так и не отнесла в святилище. Парень нашел рядом с зеркалом записку, что Юки-сан верила в духов и, соблюдая все ритуалы, собирала по крупицам синтай. Теперь он знал, что бабуля долго болела и, видимо, держалась из последних сил, чтобы окончить этот тяжелый труд. Она писала, что проклятие ками должно быть разрушено только Кэзуки, как последним живым свидетелем того происшествия. Но поверить в это было бы большим соблазном, на которое он не имел права.

Священник, поблагодарив за находку такого ценного предмета, рассказал парню, что Юки-сан последние годы одолевали разные туристические компании с предложениями продать особняк и принадлежащие семье Моримото земли, которые были частью священного леса. Но бабуля всякий раз отказывала им.

Остановившись на холме под сенью первых сосен, он задержал дыхание, а потом, медленно расправляя легкие, вдохнул целительный хвойный воздух. «Может и правда продать все?» - мелькнула мысль в голове Кэзуки, но потом он отогнал ее.

Вдруг из густой темноты ветвей древних сосен раздалась непередаваемая музыкальная гамма. Парень зачарованно застыл и стал вглядываться в идущее к нему из леса существо.

Холодок пробежал по коже молодого человека, когда солнце, наконец, осветило идущего к нему. Благоговение и страх, смешались тугим канатом, мешая ясно мыслить.