– Доктор Адаме, так же умело пользуется иголкой, как и вы, миссис Ворминстер, – улыбнулась она. – После сшивания ран ваш муж будет чувствовать себя гораздо лучше, но сначала должны срастись кости его руки. Я уверена, что скоро его отошлют в Англию. Разве это не будет прекрасно для вас обоих? Однако нам будет жалко расставаться с вами, миссис Ворминстер. Вы очень помогаете нам и в палате, и с починкой – у вас такие мелкие и ровные стежки. Сиделки сказали мне, что до замужества вы были горничной у леди. Это правда?
– Да.
– А ваш муж? Чем он занимался перед тем, как записаться в армию? Хотя он говорит мало, я заметила, что речь у него превосходная, и подумала, что он тоже был в хорошем обществе.
Я замялась с ответом – я понимала, что Лео будет противно удивление и восклицания, когда вокруг узнают, что он лорд. Вдруг меня осенило, и я решительно сказала:
– Он был садовником, – и это было правдой.
– Как мило, – улыбнулась медсестра. – Я уверена, он будет рад вернуться к своей работе, когда война закончится. Какая отвага – пойти в добровольцы в его возрасте и с его недостатками, – ее позвали, и она унеслась, а я вернулась к Лео.
В конце недели Лео стало заметно лучше, а моя койка в гостинице для родственников понадобилась другой женщине, поэтому я решила, что пора возвращаться в Англию. Мы знали, что скоро Лео приедет вслед за мной, а Флора с Розой скучают без меня. Сиделки сделали мне подарок – книгу детских сказок на французском языке, написанную каким-то Эзопом. В ней были чудесные иллюстрации, на которых были изображены животные. Я решила, что когда вернусь, покажу ее дочкам, а затем уберу, пока они не научатся читать по-французски.
Я попрощалась с матерью Джейми, круглосуточное бдение которой подходило к горестному концу. Мы поплакали вместе, обнялись и расцеловались на прощание. Затем я долго ехала до Булони и, наконец, поднялась по сходням отплывающего вскоре корабля.
Стоя на палубе и глядя на серое море, я вспомнила свое недавнее путешествие во Францию, свою панику и страх, ужасный миг отчаяния, когда я увидела белокурого молодого офицера и подумала, что моя поездка бесполезна. Но к счастью, это оказалось не так. Вскоре облака разошлись, и я увидела утесы Англии – Англии, где меня ждали дети. Мое сердце подскочило от волнения и нетерпения.
Несколько дней спустя мы узнали, что Лео перевели в бристольский военный госпиталь. Я стала регулярно навещать его. Руку Лео поместили в другой лубок, теперь она была уже согнута в локте и лежала вплотную к груди. Лео мог вставать и гулять, хотя его нога еще болела. Его слух постепенно возвращался к норме, но мы, кажется, оставили привычку разговаривать друг с другом, или, может быть, присутствие других людей стесняло нас. Теперь я не сидела рядом с ним за шитьем, как во Франции. Я предпочитала ездить в Бристоль с мистером Селби – не говоря уже о том, что он составлял мне компанию в поезде, Лео лучше слышал его голос, чем мой. То же можно было сказать и о мистере Уоллисе.
Мистер Уоллис приехал в отпуск неделю спустя после того, как Лео вернулся в Англию. Он сказал, что хочет сельской тишины и спокойствия, и собирался снять комнату в деревне, но я настояла, чтобы он занял свою прежнюю комнату в Истоне:
– Оставайтесь у нас сколько угодно, мистер Уоллис, мы всегда рады вам.
Поблагодарив меня, он сказал:
– Вы не представляете, как я был поражен, когда получил письмо Клары, где говорилось, что его светлость записался в армию! Но потом я подумал, что, пожалуй, это неудивительно – кровь сказывается, знаете ли. Я съезжу и повидаюсь с ним, пока в отпуске.
На следующий же день мистер Уоллис поехал со мной в Бристоль. Им с Лео, конечно, было о чем поговорить – ведь они оба побывали в армии. Когда мы уезжали, они пожали друг другу руки, а Лео указал на три нашивки на рукаве мистера Уоллиса:
– Теперь вы старше по чину, чем я, – и они засмеялись.
В поезде мистер Уоллис сказал мне:
– Знаете, пребывание в рядовых пошло ему на пользу – обкатало кое-какие острые углы, должен признать. Он слишком много времени проводил, ухаживая за своими розами и носясь со своими проблемами, но теперь у него есть и другие темы для размышлений, – он взглянул на меня и улыбнулся. – Кстати, по-моему, его взбодрила не только армия. Когда вы вошли в палату, моя леди, у него был такой вид, будто он потерял пенни, а взамен нашел драгоценности имперской короны! – мои щеки вспыхнули, но я тоже заметила это выражение на лице Лео. Я была так рада, что наконец, полюбила его.
За три недели, проведенные в Бристоле, слух Лео восстановился почти полностью. Лео еще хромал, но отказался от трости, осторожно прогуливаясь без нее. Медсестра сказала мне, что скоро его переведут в госпиталь для выздоравливающих, но не приняла в расчет самого Лео. Едва услышав об этом, он послал мистера Селби в Лондон с письмом к генералу, с которым вместе учился в Итоне, и на следующий день получил записку об освобождении из госпиталя. Ему разрешили выздоравливать дома, под присмотром доктора Маттеуса.
Глава тридцать пятая
Мистер Хикс поехал вместе с мистером Селби, чтобы забрать Лео из госпиталя, на случай, если тому станет плохо в поезде. Когда экипаж уехал на станцию, я с детьми села в большой гостиной дожидаться его возвращения. Едва заслышав шорох колес по гравию, Флора с Неллой выбежали в холл. Мистер Тимс открыл дверь, и мы увидели, как Лео под присмотром мистера Селби выкарабкивается из экипажа. Флора взвизгнула: «Папа!» и побежала вниз по ступеням, но Нелла опередила ее. Роза наблюдала за ними с моих рук, изумленно раскрыв рот – она совсем не помнила отца.
Когда мы пили чай, Роза все еще дичилась его. Но, увидев, что Флора сидит рядом с Лео и вовсю болтает, она наконец, решила признать его. Зажав в вытянутой ручонке кусок торта, Роза доковыляла до дивана и вручила лакомство Лео.
– Она уже хорошо ходит, – гордо улыбнулась я.
– Лучше, чем я сейчас. Спасибо, Роза, очень мило.
Лео выглядел очень бледным к концу чаепития – поездка явно утомила его. Я сказала ему, что вечером сюда обещал зайти доктор Маттеус, а к его приходу пациент должен лежать в постели. Лео пытался сопротивляться, но я настояла:
– Ты еще не выздоровел. Мистер Тимс принесет тебе ужин в постель.
Посетив Лео, доктор Маттеус зашел ко мне в гостиную.
– Ничего страшного, леди Ворминстер. Однако он устал с дороги, будет лучше, если он позавтракает в постели, и не будет вставать без моего разрешения. Я зайду к нему завтра после утреннего приема.
Доктор уже выходил, когда я окликнула его:
– Доктор Маттеус, может быть, вы завтра расскажете Лео, что говорил лондонский доктор – что его кривая шея не передается по наследству? – я покраснела от смущения.
– Разве вы не написали ему? – удивился доктор Маттеус.
Я отрицательно покачала головой.
– Ладно, разумеется. Утром я вставлю об этом словцо.
Я была рада, что об этом поговорит доктор Маттеус, потому что у меня были другие слова для Лео – теперь, когда он снова хорошо слышал, я хотела рассказать ему, что наконец, полюбила его. Но я не знала, как начать.
Когда после ужина я постучалась и робко вошла в спальню Лео, было ясно, что сейчас некстати говорить об этом, потому что он почти заснул.
– Доброй ночи, Лео, приятных снов, – тихонько сказала я и погладила его теплую щеку, а затем на цыпочках вышла из спальни.
На следующий день опять было некстати – доктор Маттеус сообщил Лео свои сведения, и каждый раз, когда я с детьми заглядывала в библиотеку, Лео покрывался кирпично-красным румянцем и не поднимал на меня глаз. Когда мы, взяв детей на прогулку, пошли в розовый парк, Лео, не обратился ко мне ни с единым словом. Я решила, что должна взять дело в свои руки, или мы не будем разговаривать неделями.
Как только Элен после чая увела детей в детскую, я спросила его:
– Лео, доктор Маттеус говорил с тобой?
– Да... да, говорил, – его лицо начало покрываться румянцем.
– Это хорошая новость, правда?