Девушка не ответила, просто вышла из машины и закрыла за собой дверь.
Этому кладбищу было лет сто, тут и там поднимались покрытые сочной травой холмики и росли тенистые деревья. Этот уголок находился у самого края кладбища; всего в нескольких ярдах от этого места за оградой стоял небольшой дом. Траву аккуратно подстригли, но она местами пожелтела. Деревья обрезали слишком сильно, и нижние ветви оголились и стали уязвимыми.
За забором стоял, слегка заходя на территорию кладбища, телефонный столб, а рядом с ним лежали два маленьких, простых надгробия. Чарли долго смотрела на них, не шевелясь. Она попыталась настроиться на правильный лад, почувствовать горе утраты и скорбь. Вместо этого она не чувствовала ничего. Могилы не вызывали в ней никаких чувств. Чарли глубоко вздохнула, не отводя взгляда от надгробий.
Воспоминание было совсем коротким, прежде она не придавала ему никакого значения, полагая его совершенно обычным, ничем не отличающимся от других. Они сидели вместе, только они двое; наверное, это происходило еще до того, как случилось несчастье в закусочной Фредберов, и тогда еще никто не умер.
Они сидели рядом с закусочной Фредберов, смотрели вдаль, на холмы, и недалеко от них слетела на землю ворона и стала что-то клевать в грязи. Ловкие, стремительные движения птицы показались Чарли такими потешными, что девочка засмеялась, и отец посмотрел на нее. Она указала на ворону, и отец тоже посмотрел, пытаясь понять, что же так рассмешило дочь, он не замечал птицу. Чарли никак не могла растолковать отцу, что ее развеселило, ей не хватало слов, и вот, когда ее радость уже готова была смениться разочарованием, отец, наконец, заметил птицу. Он вдруг рассмеялся и тоже показал на ворону. Чарли кивнула, а отец посмотрел ей в глаза, и на его лице девочка прочла безграничное обожание, переполнявшее его душу.
– О, Шарлотта, – сказал ее папа.