Вот почтальон остановился перед большим голубым домом. Дом стоял вниз головой, вернее вниз крышей, прочно опираясь на трубы и чердачные выступы. Почтальон прочитал адрес на конверте, взглянул на номер дома и сказал:
— Адрес неправильный. Придется отправить письмо обратно.
И тут я догадался: если перевернуты дома, то и номера перевернуты! Какое счастье, что в Стране Отражений наоборот все, все без исключения! Вдруг я опять оказался в луже. Подо мной расплывалась кругами Страна Отражений. Кто-то поднял конверт из лужи и отряхнул с него капельки воды. Это был почтальон. Уши, руки и ноги у него были на месте. Я посмотрел по сторонам. Вверху, над крышами домов, торчали трубы. Деревья, как обычно, упирались стволами в землю, покачивая большими зелеными головами. В небе светило солнце — твердое и блестящее, как медный таз.
«Путешествие продолжается», — подумал я и спокойно уснул, покачиваясь в удобной почтовой сумке.
Великий Путешественник умолк. Тима тронул его за плечо:
— Скажите, пожалуйста, — спросил он, — эта девочка-часы Тики-Так живая?
Великий Путешественник сорвал с бороды обломок сургучной печати, сунул его в рот и задумчиво пожевал.
— Не знаю, — сказал он равнодушно, — для путешественника это не имеет ни малейшего значения.
Полное собрание строчек
По ступенькам спускался, напевая песенку, Придворный Сочинитель. Он даже не напевал, а бормотал, но что-то можно было все-таки расслышать:
Он на минутку замолчал, запихнул в рот ватрушку и стал быстро ее жевать.
— Вы сочиняете новые стихи? — спросил Тима.
Придворный Сочинитель вздрогнул и чуть не подавился ватрушкой.
— Новые? — рассердился он. — В королевстве старых марок новые стихи? Какие глупости! Все мои новые стихи — старые.
— Как же так? — не понял Тима. — Новые — и вдруг старые?
Придворный Сочинитель гордо прищурился и посмотрел на Тиму по-птичьи сбоку одним глазом.
— Я давно уже издал полное пожизненное собрание строчек, — сказал он. — Теперь я просто беру свои старые строчки, переставляю их и составляю новое, но все-таки совершенно старое стихотворение!
И Придворный Сочинитель зашагал дальше, напевая:
— Эй, послушайте, — остановил его Тима, — может быть, вы знаете, живая эта девочка Тики-Так или нет?
— Не знаю, — небрежно сказал Придворный Сочинитель. — Я ничего, кроме своих строчек, не знаю и знать не хочу.
Ни звука! Ни слова!
Тики-Так по-прежнему стояла на винтовой лестнице и мерно покачивала головой — то ли песенку про себя напевала, то ли отсчитывала секунды: тики-таки-тики-так!
«Странно, — подумал Тима. — Никто не хочет ответить, живая это девочка или просто часы? Сейчас сам узнаю!»
Он мгновенно пронесся по лестницам, взлетел по винтовым спиральным ступенькам, оказался около Тики-Так и взял ее за руку.
— Девочка, ты живая или просто часы? — спросил Тима.
Тики-Так вздрогнула.
— Тики-так, тики-так, — всхлипнула она, — я не знаю, я боюсь.
— Живая! Настоящая девочка! — воскликнул Тима. — Эй, король! Кляссер Второй! Если ваши часы испорчены, так почините их! Нечего заставлять девочку считать время!
Слова его гулко раскатились по всему дворцу, запрыгали по ступенькам, отдаваясь в каждом уголке. Словно на большой звонкий барабан грохнулась груда арбузов:
— Вр-ремя! Врр-емя!
Все замерли. Кляссер застыл с раскрытым ртом, лицо его посерело от злости и стало похоже на дырявый рогожный мешок.
— Тсс! — прошептал Главный Советчик. — О времени ни слова! О часах ни звука!
Он поманил Тиму пальцем, подождал, пока тот сбежит вниз, и потащил подальше, в самый темный угол под лестницей.
— Глупый мальчишка! — зашептал Главный Советчик. — Неужели ты не понимаешь? Время движется вперед. День за днем.
— Чего ж тут не понимать?! — пожал Тима плечами.
— Но каждый день приносит что-то — брр — новое! А это очень опасно!