Все это Ганс давно знал. Он видел, как в тяжелые минуты, когда приходила крайняя нужда, мать вынимала эти часы из сундука, с тем чтобы продать их. Но как ни сильно было искушение, она каждый раз мужественно преодолевала его и снова прятала их.
– Нет, Ганс, – говорила она. – Я не могу нарушить волю отца. Потерпим как-нибудь, ведь мы еще не умираем с голоду.
Ганс вспомнил эти слова теперь и глубоко вздохнул.
– Ты хорошо сделала, что сберегла часы, мама. Другая на твоем месте давно бы продала их.
– И ей пришлось бы всю жизнь стыдиться такого поступка! – с негодованием воскликнула Метта. – Нет, я никогда не могла решиться на это. Кроме того, богатые люди иногда относятся очень несправедливо и жестоко к нам, беднякам. Если бы я вздумала продавать такую дорогую вещь, могли бы, пожалуй, заподозрить отца в…
Ганс вспыхнул от гнева.
– Никто не осмелился бы сказать этого, мама! А если бы нашелся такой человек, я…
Он сжал кулак и не договорил фразы. Должно быть, уважение к матери помешало ему докончить то, что он хотел сказать.
Метта с гордостью взглянула на него и улыбнулась сквозь слезы.
– Ты славный, честный мальчик, Ганс! Мы никогда не расстанемся с часами. Может быть, сознание вернется к отцу, когда наступит его смертный час, и он спросит про них.
– Вернется сознание, мама? – воскликнул Ганс. – И он узнает нас? Разве это возможно?
– Да, сынок, – прошептала Метта, – такие случаи бывали.
Ганс совсем забыл, что ему нужно спешить в Амстердам. Никогда еще мать не говорила с ним так откровенно. Он чувствовал, что она видит в нем теперь не только сына, но и друга, который может дать хороший совет.
– Ты права, мама. Мы должны сохранять и беречь часы ради отца. А пропавшие деньги еще, может быть, найдутся.
– Никогда! – воскликнула Метта, бросив свое недоконченное вязанье на колени. – На это нет никакой надежды!.. Тысяча гульденов! И все это исчезло в один день!.. Тысяча гульденов! Куда они могли подеваться? Если бы их украли, вор, наверное, покаялся бы перед смертью – он не мог бы умереть с таким ужасным грехом на душе!
– А может быть, он еще не умер, – сказал Ганс, стараясь успокоить ее, – и мы скоро услышим о нем.
– Нет, и на это рассчитывать нечего. Хоть мне иногда и приходит в голову, что деньги украдены, но на самом деле я не могу поверить этому. С какой стати к нам забрался бы вор? У нас в доме все было чисто и мило, но жили мы всегда очень бедно, так как откладывали все, что можно, на черный день. К тому же у отца было уже накоплено порядочно денег, которые он получил за работу во время страшного наводнения. Каждую неделю мы сберегали целый гульден, а то и больше, потому что тогда хорошо платили, да кроме того отец работал вне очереди. Всякую субботу мы клали что-нибудь в мешочек и не отложили ничего только в то время, когда ты хворал лихорадкой, Ганс, да еще когда родилась Гретель. Наконец мешочек был полон, и мы стали собирать деньги в старый чулок.
Метта немного помолчала, вспоминая прошедшее, и продолжила:
– Не прошло и нескольких недель, как он наполнился до самой пятки! Тогда отлично платили рабочим. В чулке были не только медные монеты, но и серебро, даже золото! Ты удивляешься, Гретель? Да, там было и золото! Я часто смеялась и говорила отцу, что не из бедности хожу в своих старых платьях: в то время и чулок был полон почти до самого верха. Много раз вставала я ночью и горячо молилась, благодаря Бога за его милость. О, как я была счастлива при мысли, что вы получите хорошее образование, а отцу можно будет отдохнуть под старость! Иногда за ужином мы принимались толковать о том, что следовало бы переложить печь и построить теплый коровник. Но отцу и этого было мало. «Большому кораблю большое и плавание, – говаривал он. – Мы сделаем не только это, но и многое другое». И мы весело смеялись или пели, в то время как я перемывала посуду. Когда море спокойно, нетрудно править рулем. В те счастливые дни я не знала ни горя, ни тревоги. Каждую субботу отец вынимал чулок, опускал туда деньги и целовал меня. А потом мы опять завязывали и прятали его… Господи! Что же это мы делаем! Мы совсем заболтались, и ты до сих пор еще не ушел, Ганс! – вдруг воскликнула Метта, досадуя на свою излишнюю откровенность. – Ступай, ступай скорее! Тебе уже давно пора идти.