— Ближе сорока шагов не подходят, — вслух отметил подросток.
— Кроме меня и Анжуйца, — уточнил предводитель. — Жить-то каждому хочется. И желательно в полном рассудке. Наш Бычок совсем мозги растерял. Всё молится и молится даже на марше, и попробуй его уйми. Я и в морду ему давал, и доли грозился лишить, а Бычок в ответ призывает Богиню и духов Леса. Это не считая нового Колдуна, так Шарль ему и поможет. Благородная маленько очухалась?
— Ты не представился! — спокойно произнёс Жан.
— Квилон я, просто Квилон, большего и барон не знает… надеюсь. И забудьте пока что о волшебном мече, девять отборных стрелков держат вас на прицеле. С тыла, разумеется, с тыла, против девяти арбалетов даже ваша магия не особо поможет.
— Меньше, — привычно поправил мальчик.
Атаман переглянулся с Анжуйцем.
— Семеро вас устроят?
— Будет вам врать!
Квилон изобретательно выругался, впору вспомнить о болтовне Бычка, да и Анжуец сказал немало… Попробуй не сложить два и два.
— А подробнее? — поинтересовался Жан.
— Всего пять, но зато отборных! — атаман рубанул воздух рукой.
— Все пять? — невинно осведомился подросток.
— Храни нас… — Квилон с немалым трудом — сразу видно — удержался от чёрной брани и лишь с шумом выдохнул воздух. — Четверо и впрямь мастера бельта, да и пятого изрядно натаскивали.
— И долго его натаскивали? — улыбнулся Жан.
Три недели… почти, — признался предводитель ватажников. — Нарвались мы на свою голову!
— Ага.
— Кто у кого в плену? — спохватился Квилон.
— Я пока ещё не решил, — протянул мальчик — Надо подумать.
— Ты…
— Меч не забудьте взять, — дружески посоветовал Жан. — Только через плотную ткань, а то я ни за что не ручаюсь.
По скоплению арбалетчиков — лесные братья невольно жались друг к другу — пробежал возбуждённый шёпоток.
— Арбалет уж лучше отдай, — поразмыслив, велел предводитель.
— Который?
— Не играй словами, малыш.
— Ах, да, вы же не видите. Что поделаешь, не дано. Да берите, что вы шарахаетесь, большого вреда, пожалуй, не будет. Странные люди. — Жан пожал плечами и положил арбалет на траву. — Эй, очнитесь, кузина, верно выкуп обдумываешь?
— Конечно.
— Сорока реалов довольно?
— Как по мне, меньше десяти брать не стоит. Ливров я имею в виду. За оскорбление родичей герцога! — мстительно заявила девчонка.
— Девяносто реалов! — вырвалось у Рамона.
— Арбалет сейчас отдавать? — подал голос Бычок.
— Что, последний ум растерял?! — грозно взревел Квилон.
— Мы тебе рассказали кусочек, — огрызнулся Бычок. — Помолитесь, братья, от чистого сердца, остаётся лишь уповать на Создательницу! Только в рабство не продавайте! — неожиданно взмолился Бычок.
— Сперва штаны смени! — фыркнула Даниэль.
— Вы о чести случаем не забыли? — печально вопросил атаман. — Добро бы в бою, а так… Я пожалуюсь господину барону, — неуверенно пригрозил предводитель.
— Не знаю как насчёт Бешеного, а наш герцог лишь посмеётся, — бойко ответила Даниэль. — Может в угол поставит.
— Скорее уж выпорет, — подхватил Жан.
— Перетерпеть можно.
— Если в четверть силы, кузина. Герцог тебя жалеет, не знаю правда за что.
— Я симпатичная. И умилительная, — важно сообщила девчонка.
— В рабство, всех в рабство… — завёл старую песню Бычок.
— А где наши реалы? — нахально спросила красавица.
Ватажники угрожающе заворчали, — добро бы вчетверо меньше… Атаман опустил руку на меч.
Чистый серебряный звук горна заставил разбойников замолчать.
— Вызывают на переговоры, — буркнул Квилон. — И то хлеб.
— Живы, мы живы! — оглушительно взвизгнула Даниэль, что с девчонки возьмёшь.
Из-за мелового холма выступил пышно разодетый герольд с рыцарской цепью поверх доспеха. Опоясанный рыцарь отвесил нарочито церемонный поклон и протянул атаману свёрнутую в трубку грамоту.
— Давай уж сам, я до чтения не охотник, — отмахнулся Квилон.
Герольд развернул послание.
— Самую суть — добавил Квилон.
— С удовольствием, — жестко усмехнулся опоясанный рыцарь. — Если вы отпустите родичей герцога, можете убираться на все четыре стороны. Две недели искать не будем — слово слуг Создательницы. — Герольд выдержал паузу. — От комтура Северного Прованса. Итак?
— Мы бы рады убраться подальше, — спокойно сообщил атаман, — но сиятельная Катрин требует от нас целых девяносто реалов. Совсем озверела, а ещё благородная. Я барону грозился пожаловаться.