Адам сел, внешне сохраняя спокойствие.
– Тебе кажется, Софи, или ты уверена?
– Уверена, – ошеломленно выговорила она. – Но не знала об этом до последней минуты. Я даже не подозревала… хотя все признаки… О Господи, что же нам делать, Адам!
– Думаю, твой муж чрезвычайно обрадуется, – холодно откликнулся он, скрывая мучительную боль.
– Это не может быть его ребенок, – бесцветным голосом сообщила Софи. – С тех пор как он отправил меня в Берхольское, всего один раз приходил ко мне в постель, да и то у него ничего не получилось, – с отвращением передернула она плечами.
Адам встал с постели и накинул халат. Последние слова принесли ему странное, непостижимое ощущение блаженства; это был единственный светлый лучик во всем безнадежно отчаянном положении. Он постарался взять себя в руки.
– Сколько уже недель?
Софи в отчаянии покачала головой.
– Не могу вспомнить. Я понимаю, что это глупо, но просто не помню.
Адам в изумлении уставился на нее.
– Это не глупость, Софи, это невероятная беспечность! Все женщины следят за этим.
– А ты откуда знаешь про всех женщин? – из последних сил защищаясь, угрюмо поинтересовалась Софи.
– У меня четыре старшие сестры, – коротко ответил он. – Они обычно обращали внимание на меня не больше, чем на предмет домашнего обихода. Чего я только не наслышался!
– Ну что ж, значит, я не такая, как все женщины. – И она отвернулась лицом к стене.
– Ну разумеется, – присел он рядом и успокаивающе погладил ее по спине. – И все-таки постарайся вспомнить. Это жизненно важно. До приезда в Киев?
– Да, думаю, раньше.
Адам раздраженно зажмурился.
– Постарайся вспомнить поточнее, Софи!
Она провела в Киеве шесть недель. Минуту поразмыслив, Софи заявила с большей уверенностью:
– После приезда в Киев у меня не было… этого.
– Ближе к делу, Софи, – вздохнул Адам. – Помнишь, мы с тобой ездили охотиться на волков? – Внезапно лицо его прояснело. – На самом деле я сам могу сказать. Помнишь, как я рассердился на тебя, когда ты сиганула через овраг?
Софи наконец повернулась к нему. На лице се отразилось недоумение.
– Да, ну и что?.. А-а-а, действительно, в тот вечер… Ты как раз решил простить меня, а я почувствовала недомогание… – Воспоминание вызвало мимолетную улыбку, словно она на секунду забыла, чем оно вызвано.
– Это был конец января, – четко заявил Адам. – Сейчас начало апреля. У нас еще есть время. Примерно до начала июля твое положение еще не будет так заметно, чтобы нельзя было его скрыть широкими платьями.
– Что ты предлагаешь? – Взглянула она ему в лицо, на котором не отражалось ничего, кроме сосредоточенной работы мысли человека, привыкшего иметь дело с затруднительными ситуациями и принимать решения.
Этим он как раз и занимался. С одной стороны, это было приятно, с другой – несколько задевало то, что он не проявил никаких чувств, узнав о беде, свалившейся на них словно снег на голову.
Адам резко встал и подошел к иллюминатору. За окном медленно проплывал берег, залитый лунным светом. Какой удар судьбы! Любимая женщина носит под сердцем его ребенка, которого он никогда не сможет признать своим, а ему пришлось бы назвать своим того, которого могла бы родить его жена от чужого человека!
– Есть только одно решение, Софи, – заговорил он, глядя в окно, так что ей пришлось сесть и напрячь слух, чтобы разобрать слова. – Дело житейское, и выход из такого затруднения тоже обычный. Ты должна оставаться при дворе до тех пор, пока можешь скрывать свое положение, потом подашь прошение императрице с просьбой отпустить тебя на некоторое время в Берхольское. Если потребуется, придется ей сказать правду. Она не откажет тебе в праве… скрыть свою ошибку. – Его передернуло от этого слова, но деловитый тон помог скрыть чувство сильнейшей горечи. – Ей самой приходилось заниматься такими делами при живом муже. Ты там родишь и устроишь ребенка в какую-нибудь семью в вашем поместье. Дитя, для его же благополучия, будет расти в неведении о своем происхождении, но, разумеется, будет всем обеспечено.
Он отвернулся от окна, но лицо оставалось в тени.
– К счастью, твой муж во время путешествия нечасто будет с тобой встречаться. А на обратном пути, в Киеве, ты подашь прошение императрице. Поскольку князя Дмитриева вряд ли захотят видеть в Берхольском, и он это понимает, скорее всего, он никогда не узнает правды. Ну а после родов, когда придешь в себя, вернешься в Петербург как ни в чем не бывало.
Софи дотронулась до своего живота. Безысходность волнами накатывала на нее, грозя полностью накрыть своим черным покрывалом.
– Мы должны отказаться от нашего ребенка?
– У нас нет иного выхода, – резко ответил Адам.
– Если мы окажемся в Крыму, оттуда очень просто перебраться через границу в Турцию, – прошептала она.
– И что мы там будем делать? Нарушившие закон любовники без имени и состояния? Скитаться по Османской империи на радость всем турецким бандитам? Софи, сколько можно выдумывать!
Она уронила голову на грудь. Густые пряди волос совсем скрыли ее лицо. Адам подошел к кровати и поцеловал в склоненную нежную шею.
– Милая моя, до конца июня у нас еще есть время. В потемкинской чудо-стране и для нас найдется местечко. Будем же радоваться сегодняшнему дню, будущее само позаботится о себе.
В мире, где счастье столь призрачно и может быть отнято у человека с такой жестокостью, было преступной роскошью пренебрегать малым только потому, что нельзя иметь большего. Софи подняла голову. Протянув руку, она коснулась его щеки.
– Значит, будем жить в потемкинских иллюзиях, милый, и радоваться тому, что они пока способны заменить нам настоящую жизнь.
По мере продвижения величественной процессии вниз по Днепру окружающая обстановка словно вознамерилась убедить всех, что они целиком и полностью погружены в волшебный мир, созданный Потемкиным. Оркестры, играющие на палубах, наполняли пространство звуками музыки; флаги весело трепетали на весеннем ветру. По берегам перед очарованными зрителями постоянно разыгрывались забавные сцены. Откуда ни возьмись вдруг появлялись отряды всадников-казаков на могучих конях, которые с воинственным видом удивляли императрицу и ее гостей чудесами мастерства. Софи не могла остаться равнодушной.
– Как бы мне хотелось присоединиться к ним, – мечтательно проговорила она, облокотившись на перила. – Если бы у меня был Хан, я могла бы выступить не хуже!
Адам, которому уже доводилось видеть ее мастерское владение конем, добродушно заметил:
– А почему бы тебе не предложить Потемкину, чтобы в следующий раз среди воинственных казаков вдруг оказалась одна женщина? Уверен, что он может подобрать тебе соответствующий костюм.
– Думаешь, я смогу? – загорелась Софи. – Ты смеешься надо мной!
– Ничего подобного! – воскликнул он, думая совсем о другом. Ему очень хотелось прикоснуться к ее выбившемуся из-под шляпки локону, поцеловать в носик, хотелось…
– Только посмотри, какая очаровательная деревушка! – Софи, не подозревая о его желании, снова оперлась о перила. Среди цветущих садов яркими цветными пятнами виднелись сельские строения. Крестьяне улыбались и приветственно махали руками; все были чисто, опрятно одеты, даже пристальный взгляд не обнаружил бы ни на ком никаких лохмотьев. Одни работали в саду, другие гнали стада коз и коров по прямой белой дороге, уходившей куда-то в степь.
– Вам не кажется, княгиня, что все эти дома – не более чем раскрашенные фасады? – остановился у перил рядом с Софьей герцог де Лилль и, покачивая от изумления головой, добавил: – Вы верите, что в них живут люди?
– Русские крестьяне в большинстве своем не так хорошо одеты и живут в менее живописных домах, ваше превосходительство, – вздохнула она. – Но я сомневаюсь, что нам удастся увидеть Россию в ее истинном обличье.
– Эта дорога была проложена вчера вечером, – со знанием дела заявил Адам как один из ближайших подчиненных Потемкина. – Целая команда трудилась всю ночь, чтобы поставить все эти домишки и насадить сады.