Если таков был апофеоз задуманного Потемкиным сказочного путешествия, то лучшего он и придумать не мог. Софи с широко распахнутыми глазами бродила по комнатам и внутренним дворикам, слыша за спиной несмолкаемый восторженный щебет Александрины Олениной. Желание попросить ее придержать язык хотя бы на минутку, чтобы прийти в себя, все более усиливалось. Слова уже были готовы сорваться с языка, когда она услышала знакомый характерный цокающий звук шагов по каменному полу. Этот звук мигом вернул ее в столовую петербургского дома, где она сидела в кресле, ожидая, когда часы пробьют два удара и в гостиной раздадутся размеренные шаги мужа.
– А, дорогая моя жена! Надеюсь, путешествие было приятным? – Он поклонился, держа шляпу на отлете. В светло-голубых глазах застыла насмешка, будто он мог слышать бешено заколотившееся сердце – ответ скорее на кошмарное воспоминание, чем на его нынешнее появление, но от этого ей было не легче.
– Очень приятным, благодарю вас, Павел! – Софи сделала глубокий реверанс, подала ему руку и заставила себя изобразить улыбку. – Судя по отзывам, вы превосходно справились со своей миссией. Прием, устроенный царице, был грандиозен.
– Неужели вы думали, что я могу не справиться?
– Нет, – вполне искренне покачала она головой, – такое мне и в голову не могло прийти.
– Разрешите показать вам дворец. – Он подставил ей согнутую в локте руку и повернул голову к, стайке молодых дам, с которыми шла Софья. – Надеюсь, вы простите меня, милые дамы, если я отвлеку мою жену на несколько минут.
Софи взяла его под руку, не переставая повторять себе, что пока еще находится в безопасности. Он мог ее запугать, но не мог причинить зла – здесь… сейчас… пока. И вновь рука незаметно легла на живот, на невидимую под просторным, в бесконечных складках платьем для верховой езды округлость.
Проявляя любезность и предупредительность, князь Дмитриев водил супругу по ханскому дворцу, делясь с ней познаниями, которые приобрел за время пребывания здесь.
– Татары обладают достойным восхищения пониманием ценности женщин и их предназначения в мире, – заметил он небрежно, проходя по анфиладе пышно убранных комнат. – Здесь располагался гарем принца. Его женщины были полностью отделены от остального мира. У мусульманских женщин две задачи: доставлять удовольствие своему господину и приносить потомство. – Голубые глаза остановились на ней. – Если женщина оказывается несостоятельной в той или иной роли, она не заслуживает того, чтобы на нее тратиться… Недостойна защиты, крыши над головой, средств к существованию, которые может обеспечить ей ее господин.
– Стоит ли говорить об этом, Павел, – заметила Софья, полагая, что пора прекратить делать вид, что идет обыкновенная беседа.
– Разумеется, – на лице его мелькнула тонкая усмешка, – в некоторых случаях известные усилия помогают… образумить, если можно так выразиться, непослушных. Обычно, – продолжил он, размышляя вслух, – такие усилия приносят успех. – Он положил ладонь поверх руки Софьи, покоящейся на сгибе его руки. – Мы попробуем начать все сначала, Софья Алексеевна. Я многому научился у последователей Пророка.
Не лишился ли он рассудка в этом жарком климате, подумала Софья. Мог ли он заразиться этими варварскими привычками и обычаями людей, которые грабили и порабощали целые нации, как поработили и женский пол? Ей подумалось, что Павел быстрее других поддастся этому влиянию; для подобных убеждений и верований благодатная почва в сознании человека, который и без того убежден в полном своем превосходстве над любым существом, зависящим от него. Других мыслей эти высказывания у нее не вызвали.
– Здесь ваша спальня, – показал Павел, подходя к одной из сводчатых дверей. За ней находилась небольшая комната с видом на внутренний дворик.
Софи, невольно повинуясь приглашению, вошла вслед за мужем внутрь. Он закрыл за собой дверь.
– Ну а теперь, – произнес он, усаживаясь на застланный дорогим покрывалом диван, – мне хотелось бы узнать, способна ли столь благоприятная обстановка оказать влияние на мою холодную, бесплодную, недостойную жену. – Светлые глаза словно пригвоздили ее к полу. – Посмотрим, удастся ли вам разжечь хотя бы искорку желания в моей груди. Видите ли, я не чувствую к вам ни малейшего влечения. Но мне кажется, это оттого, что вы недостаточно стараетесь. Не будете ли вы добры раздеться передо мной?
До сознания Софи не сразу дошел смысл слов, произнесенных тоном любезной просьбы. Потом вопль возник в глубине души. Но что это даст? В том, что муж с женой после временной разлуки хотят побыть наедине, нет ничего удивительного. Мог ли он заметить какие-нибудь изменения в ее фигуре? Талия стала немного толще, груди – потяжелее, но рост пока успешно скрадывал подобные изменения. Если он не знает, что искать, он этого и не обнаружит.
Все эти соображения мгновенно пронеслись в ее лихорадочно работающем мозгу. Если он намерен овладеть ею, она вполне способна это вытерпеть. Так уже бывало не раз в прошлом. Софи сбросила с плеч жакет и принялась неторопливо расстегивать кофту.
Послышался стук в дверь. Ее пальцы замерли. Гримаса раздражения исказила лицо Павла. Он крикнул, чтобы вошли. Софья отвернулась к окну и незаметно вернула на место пуговицы.
– Князь Потемкин собирает совет, ваше сиятельство! – не успев отдышаться, выпалил незнакомый безусый курьер. – Меня послали отыскать вас, ваше сиятельство.
Приговор, стало быть, откладывается. Надолго ли? Павел, чьи мысли о жене мгновенно улетучились перед служебным долгом, яростно набросился на молодого корнета за то, что тот предстал перед генералом запыхавшимся и взмыленным. Софи невольно почувствовала сострадание к юноше, которого генерал разносил в пух и прах за несоблюдение субординации, однако не могла не порадоваться временной передышке. Корнет неосмотрительно попытался оправдаться, говоря, что генерала было трудно найти, а приказание у него срочное. В ту же секунду плетка генерала хлестнула по плечу юноши. Софи сжалась, но сдержала крик, только отвернулась к окну.
– Я вернусь, когда вы отдохнете, – услышала она отрывистую речь Дмитриева. – И мы продолжим. – Потом хлопнула входная дверь.
Софи не сдержала глубокого, прерывистого вздоха. Вслед за новым стуком в дверь на пороге появилась Мария, пришедшая распаковать вещи своей госпожи. После того как Дмитриев уехал в Кайдак, Софи надменно отказалась от дальнейшего услужения Марии, таким образом избежав любопытных глаз служанки. Мария прекрасно знала о более чем прохладном к себе отношении госпожи, а потому и не выказала удивления, когда ей перестали поручать даже такую обычную работу, как уход за бельем и платьем. Поскольку отбывший князь не оставил иных распоряжений, ей ничего не оставалось делать, как подчиняться приказам княгини. Если про себя она и недоумевала, почему стирку белья Софьи Алексеевны выполняет молоденькая прислуга графини Браницкой, ей все равно пришлось тупо с этим смириться.
Оставив Марию в своей спальне, Софи поспешила в апартаменты царицы. Обустройство императрицы во дворце происходило в обстановке невероятной суеты. Еще одна часть путешествия завершилась, и гранд-дама с обычной основательностью, принятой при дворе, раздавала многочисленные указания.
– Не желаете ли прогуляться по саду, княгиня? – с поклоном обратился к ней герцог де Лилль. – Боюсь, если я не уберусь отсюда, графиня Шувалова и мне поручит какую-нибудь работу.
– Ну что вы, ваше превосходительство, гранд-даму никто не может упрекнуть в столь чудовищных нарушениях правил этикета, – рассмеялась Софья. – Но я с огромным удовольствием составлю вам компанию, тем более что мне скорее всего не избежать какой-нибудь неприятной неожиданности
– Софья Алексеевна!
Софи вздрогнула, услышав спокойный голос Екатерины.
– Кажется, я опоздала. Прошу прощения, герцог.
Софи направилась к письменному столу, за которым восседала царица, по обыкновению перебирая бумаги, ежедневно поступающие в огромных количествах из всех уголков ее необъятных владений. Этот стол мог стоять и в шатре, раскинутом в степи под открытым небом, и на борту корабля, плывущего по Днепру, и, как сейчас, в бывшем ханском дворце – ничего не менялось. Сердце государства находилось там, где находилась Екатерина. И сердце это должно было биться постоянно.