– Разве? – простодушно переспросил Теодор. – Ты ведь покупала небесно-голубой. Этот гораздо темнее, почти мазарин[1].
Портниха глядела на них с умилением, словно они были парочкой котят в соломенной корзинке.
Уинифред с вымученной улыбкой возразила:
– С моим цветом волос было бы просто глупо носить такие темные оттенки.
Теодор оставался глух к намекам Уинифред. Он примерился к образцу ткани за ее спиной и с важным видом кивнул.
– Ты права. Никакой это не мазарин, просто темно-синий. Хотя я совсем не вижу причин отказываться от покупки – по-моему, у тебя уже было платье похожего оттенка, и оно очень тебе шло!
Уинифред поджала губы. Почему-то познания Теодора ограничивались женской модой – сам он одевался словно балаганный шут.
– У меня еще остался отрез нужного вам цвета, мэм, – только что привезли из Парижа! – проворковала портниха, пятясь к прилавку. – Принесу сию же минуту!
Проводив женщину вежливой улыбкой, Уинифред посмотрела на Теодора.
– Я намекаю тебе, что ткани – сущий кошмар! – сердито прошептала она, хоть губы и прыгали от рвущейся улыбки. – Вот, договорился – сейчас она притащит свое древнее тряпье!
– Ты ведь сказала, что муслин замечательный, – так же тихо ответил он. – Я подумал, тебе хочется его купить!
– Вот еще! Да я скорее пошью себе платье из этой дряни! – Она щелкнула ногтем по натянутому отрезу, который прежде рассматривал Дарлинг. – Она пусть и безвкусная до жути, но хотя бы новая!
– Правда? – просиял он. – Я как раз хотел купить пару ярдов себе на жилет!
– Ни за что на свете! – содрогнулась Уинифред. – Сейчас она принесет свою ткань, мы вежливо откажемся и уйдем. Хорошо?
Теодор вытянулся в струнку и кивнул.
– Понимаю. Ложь во благо.
Уинифред рассмеялась.
Вернувшись, портниха разложила на прилавке отрез фиолетово-синей ткани. Уинифред заметила, что в этот раз у нее на плечах накинута измерительная лента. Неужели она полагает, что они столь же тупы, сколь и юны?
Сделав вид, будто внимательно изучает ткань, Уинифред раскатала отрез на прилавке и с задумчивым видом стала мять его пальцами, оставляя складки и с удовольствием наблюдая, как вытягивается и бледнеет лицо женщины.
– Замечательная ткань, – учтиво произнесла она, наконец наигравшись и отодвинув отрез. – Но, к сожалению, этот цвет мне совершенно не пойдет.
– Уверяю, вам любой цвет к лицу, мэм! – запротестовала портниха.
Уинифред довольно склонила голову, а Теодор задумчиво проговорил:
– Пожалуй, кроме оранжевого. В оранжевом тебя можно будет спутать с призраком.
– Правда? – сквозь зубы переспросила Уинифред. – Как интересно. Может, у тебя есть еще какие-нибудь замечания касаемо моей внешности?
– Думаю, светло-зеленый тебе тоже не стоит надевать, – поразмыслив, добавил он, не замечая, что Уинифред подбирается ближе, чтобы под подолом своего платья отдавить ему ногу.
Женщина за прилавком раскраснелась и, не отрывая глаз от Дарлинга, принялась поигрывать измерительной лентой. Видимо, потеряв надежду угодить капризной покупательнице, она решила переключиться на ее глуповатого спутника.
– У вас замечательное чувство цвета, сэр, – с придыханием сказала она, и Теодор ойкнул – Уинифред все-таки наступила ему на ботинок. – Думаете, вашей супруге пойдет мазарин?
– Моей супруге?.. А, моей супруге!
Он залился краской и принялся смущенно водить пальцем по лакированному прилавку. Уинифред опять опустила каблук ему на ногу.
– Ай! Нет, не думаю. Такой оттенок гораздо больше идет рыжеволосым дамам.
– Вот как?
Портниха разочарованно дернула кончик ленты. Уинифред погладила Дарлинга по ноге носком туфли.
– Что ж, может быть, тогда остановитесь на королевском синем?
– Не стоит, – голосом, полным глубокого разочарования, отозвалась Уинифред. – Думаю, он слишком темный. Меня можно будет спутать с призраком.
– Да, не стоит! – живо поддержал ее Дарлинг. – Эти отрезы какие-то старые – посмотрите, как они выгорели по краям! Правда, Винни?
Под взглядом остолбеневшей портнихи Уинифред выволокла Теодора на улицу и расхохоталась, зажимая рукой нос и рот.
– Тедди, а как же ложь во благо? – отсмеявшись, спросила она.
Продев руку Дарлингу под локоть, она повела его прочь от ателье – портниха продолжала пялиться на них через стекло витрины.
Теодор поглядел на Уинифред. В Брайтоне он перестал носить головные уборы и поплатился за это – его нос и уши сначала обгорели и облезли, а затем покрылись бледными веснушками.
– Решил, что ей все-таки захочется узнать правду, – заявил он. – Как иначе она сможет угодить своим клиентам?