Козлов со своими ребятами пришел уже в темноте. Студенты устало воткнули топоры в пенек, присели у костра, во все глаза разглядывая начальника экспедиции, о котором они так много слышали. Алеша Журавлев радостно отчитался о своей работе и устроился поодаль с Костей, рассказывая ему о здешних местах.
А Кошурников, стараясь не показать радости от встречи с Козловым, хлопотал с ужином.
– Уж я вас угощу, ребята! Вы такого супа даже у мамы не ели. Вот только погодите – заправлю маслом сейчас, и порядок.
Студентам казалось странным, что начальник, можно сказать важнейшей сейчас в стране изыскательской экспедиции, у которого в подчинении сотни людей, готовит для них суп, хотя и несолидно это, и, должно быть, устал он с дороги. Понимал Кошурникова один Володя Козлов. Сдержанно улыбаясь, он не сводил влюбленных глаз с начальника, приговаривающего у костра:
– Вот сейчас лучку еще туда покрошить, да лаврового листа сбегаю принесу. А потом телогрейкой котел обернуть, чтоб упрел суп, – языки проглотите! Кошурников весь светился радостью. Ведь он по двум-трем словам Володи понял, что перевал можно пробить тоннелем, что партия уже ведет теодолитный ход к Казыру и вариант, таким образом, начинает жить, а все остальное трын-трава.
Когда все уснули, от костра долго еще доносились два приглушенных голоса. Козлов о чем-то просил, умолял, а Кошурников терпеливо и ласково убеждал товарища…
Светало медленно, потому что не так-то просто было солнцу выгнать темноту из всех таежных закоулков. Кошурников почуял, как потянуло дымом с горы, – туда ушел ночевать с оленями проводник. Сейчас он, наверно, продрог, проснулся и запалил огонек. Высоко, должно быть над вершинами кедров, запела какая-то пичуга, за ней другая. Кошурников умылся, шумно расплескивая воду, пошел к палаткам. Здесь он набрал воздуху в могучие легкие и запел приятным баритоном:
Вылезли из палатки Алеша, Козлов, Костя. Один за другим выползали студенты. Начался новый день изыскательской партии.
Завтрак готовил Алеша Журавлев, а все грелись у костра, курили, перекидываясь редкими словами.
– Так как же, Михалыч? – в который уже раз спрашивал Володя Козлов, сидевший у костра, как вросший в землю кряж. – Может, все же…
Кошурников любил своего воспитанника, трудно было отказать ему, но что поделаешь? А пригодился бы на Казыре Козлов: в работе он бешеный, силенка есть. Если б он не был так нужен здесь! Партии № 2 надо пройти до зимы теодолитным ходом к Казыру и, сколько успеет, по долине. Нет, нельзя брать Володю…
– Так как же, Михалыч? А?
– Слушай, ты мой спирт пил?
– Ну, пил.
– То-то! Я же всю дорогу мучился, тебе берег. – Кошурников засмеялся и обнял друга. – Старый крот! Слушай, сделаешь работу здесь, полную флягу зимой получишь. А со мной пойдешь – ничего не дам!
– Да нет, кроме шуток, Михалыч…
– Все, Володя! Прекратим этот разговор. Ребят этих сам протащу – я немало таких привечал. А тебе мы поможем привязаться к Казыру. Доволен?
– Нет! – свел густые брови Козлов.
После завтрака он ушел с теодолитом и топором в тайгу рубить просеку. Кошурников тоже подхватил топор и побежал догонять товарища.
«9 октября. Пятница
7. Х Журавлев ходил фотографировать долину Кишты от перевала до лагеря. Снял седло и водопад. Я пошел на работу вместе с Козловым в качестве рубщика. Стофато с проводником перевозил лагерь. За день работы прошли теодолитным ходом 3,780 км фактически при одном рубщике (рубил я), немного помогал рубить передний реечник. Это при данной ситуации и рельефе очень хорошо. Вчера тоже за день прошли 2,900 – рубил Стофато. 6.Х прошли 3,700, рубил Журавлев. Сегодня идет Козлов с тремя студентами. Осталось пройти до Казыра метров 700.
Долина Кишты в противоположность долине Идена гораздо мягче и лучше для трассирования; уже начиная с первого лагеря Козлова, в который мы приехали, по бортам долины имеются рыхлые отложения.
По долине Малой Кишты наблюдал 6 окатов, из которых 4 с левого берега и 2 с правого. Окаты, очевидно, громадной силы, так как снег, скатываясь, заваливает всю долину и перекидывается на противоположный берег, поднимаясь над рекой на высоту до 20 м».
Надо было ехать. Когда приладили вьюки и попрощались, Кошурников сказал Володе:
– Будешь в Верх-Гутарах – возьми мой спальный мешок. Отцовский подарок. Правда, он старый, но греет хорошо.
– Ладно.
– Ты же знаешь, какой теплый собачий мех.