Судя по тому, как он это произнес, я решил, что Елена — девушка с характером. Децим говорил так неуверенно, что я решил задать прямой вопрос.
— Она не послушается вашего совета? С вашей дочерью трудно сладить?
— У нее был несчастливый брак! — воскликнул отец, пытаясь ее защитить.
— Сожалею, господин.
Я слишком страдал после смерти Сосии, чтобы еще заниматься проблемами других людей. Но возможно, личное горе сделало меня более чутким к несчастьям других.
— Развод был самым лучшим выходом, — кратко сказал отец, давая ясно понять, что личная жизнь его благородной дочери не подлежит обсуждению с типами, подобными мне.
Я допустил ошибку. Он все-таки любил Елену, но в душе побаивался ее. До того как у меня самого появились дети, я думал, что, став отцом дочери, любой мужчина может сломаться. Сразу же после того как улыбающаяся повитуха опускает сморщенный красный комочек тебе на руки и требует дать ему имя, начинается паника, которая длится всю жизнь и…
Мне доводилось раньше справляться с упрямыми женщинами. Я предположил, что несколько крепких словечек помогут усмирить эту Елену.
* * *Я отправился в Британию по суше. Хотя я ненавидел себя за это, я не мог бы послать никого проделать весь путь по морю, между Геркулесовыми Столбами, по дикой Атлантике, вокруг Лузитании и Испании. Одного перехода по морю из Галлии более чем достаточно. Его бы пережить.
Было сделано все, чтобы облегчить мое путешествие в Британию. Мне выдали достаточно денег и специальный пропуск. Я щедро тратил деньги на булавки для застегивания плаща и крем с мускатным орехом. На пропуске стояла подпись, настолько похожая на подпись императора, что сонные собаки на приграничных постах тут же вскакивали и оставались на задних лапах. Больше всего меня волновала потеря квартиры, но выяснилось, что на время выполнения важного задания заключается специальное соглашение, и квартира остается за мной. Хитрый счетовод грек, работавший у сенатора, обо всем договорится со Смарактом. Мне было жаль, что я пропущу их встречу.
Мать фыркнула и заявила мне, что если бы знала о моем намерении вернуться назад, то сохранила бы поднос, который я привез ей в подарок из Британии после своего первого посещения провинции. Поднос был вырезан из серого глинистого сланца, который добывают на южном побережье. Похоже, его необходимо постоянно смазывать маслом. Я этого не знал и соответственно не сказал ей, поэтому подарок развалился на части. Мать считала, что мне следует найти того, что мне его продал, и потребовать назад свои деньги.
Петроний отдал мне пару старых носков из старой формы, в которой мы ходили в Британии. Он никогда ничего не выбрасывает. Я свои носки сбросил в колодец в Галлии. Если бы я знал об этом несчастливом путешествии, то возможно, и сам бы прыгнул вслед за ними.
* * *По пути в Британию у меня была масса времени на размышления. Но размышления меня никуда не привели. От Веспасиана хотело избавиться множество людей. На протяжении последних двух лет стало модно менять императоров. После того как парализующие концерты Нерона потеряли привлекательность для восседавших в ложах щеголей с отсутствием слуха, он покончил жизнь самоубийством, и мы получили всеобщую свободу. Вначале Гальба, нетвердо стоявший на ногах старый деспот из Испании. Затем Отон, который был проституткой Нерона и поэтому считал себя его законным наследником. После него пришел Вителлий, наглый обжора, который регулярно напивался с железным упорством и еще оставил после себя рецепт гороховой каши, которую назвали в его честь.
И все это за двенадцать месяцев. Начинало казаться, что любой человек, получивший хотя бы частичное образование и умеющий обаятельно улыбаться, способен убедить империю, что ему следует носить пурпур. Затем после того как Рим был бессмысленно и злонамеренно разрушен, появился этот хитрый старый полководец Веспасиан, у которого имелось одно большое преимущество: никто о нем почти ничего не знал ни хорошего, ни плохого. У него был сын Тит, бесценный союзник, который тут же ухватился за возможность искупаться в политической славе, словно терьер, вцепившийся в крысу…
Мой наниматель Децим Камилл Вер считал, что любой противник Веспасиана должен подождать, пока Тит не вернется из Иудеи. Сам Веспасиан подавлял восстание евреев, когда ворвался во власть. Он вернулся в Рим императором и оставил Тита завершать эту популярную работу с обычным щегольством. Если столкнуть с трона Веспасиана, то это просто позволит его очень умному старшему сыну раньше времени унаследовать империю. Его младший сын Домициан не представлял особой угрозы, будучи несерьезным и ничтожным человеком, но Веспасиана с Титом следовало сметать одновременно, или любой заговор против них обречен на провал. Это означало, что у меня есть время на решение загадки, пока Тит не захватил Иерусалим. Хотя, судя по тому, что мне рассказывал Фест, до того как погиб в Бетеле. Кентавр два раза не успеет махнуть хвостом, как Тит пронесется по Иерусалиму. (Тит командовал Пятнадцатым легионом, в котором служил мой брат.)
Вот так обстояли дела. Любой человек с положением и деньгами, желавший видеть себя императором, мог попытаться сбить новую династию с оливкового дерева. В сенате шестьсот человек, это мог быть любой из них.
Я не верил, что это Камилл Вер. Считал ли я так, потому что знал его лично? Как мой клиент, несчастный неловкий и нескладный человек казался более человечным, чем остальные (хотя я и раньше попадался на такую удочку). Даже если он не при чем, оставались еще пятьсот девяносто девять.
Это был кто-то, знающий Британию или знающий кого-то, кто знал Британию. Прошла четверть столетия после вторжения Рима в провинцию (кстати, имя Веспасиана впервые прозвучало в связи с той кампанией). После этого бесчисленные смелые ребята отправлялись на север выполнять долг. У многих из них была блестящая репутация, а теперь вполне могли взыграть амбиции. Сам Тит являл собой типичный тому пример. Я помнил его там, молодого военного трибуна, командовавшего подкреплением, которое пришло с Рейна для восстановления провинции после восстания. Британия считалась этаким свидетельством о социальной пригодности. Никому она не нравилась, но теперь во всех хороших семьях Рима имелся сын или племянник, который выполнял долг в холоде или на болотах на окраине мира. Я мог искать любого из них.
Этот кто-то мог служить в Северной Галлии. Этот кто-то мог служить в Британском флоте, стоявшем в проливе между провинцией и материком. Этим кем-то мог быть любой человек, владеющий любым кораблем, например, купец, перевозящий британское зерно на военные базы на Рейне или же шкуры охотничьих собак в Италию, а может, экспортер гончарных изделий и вина. Или, зная купцов, целая крепкая группа. Это мог быть местный британский губернатор, а может, его жена.
Это мог быть человек, на встречу с которым я ехал, Гай Флавий Иларий, родственник моего сенатора, который теперь являлся прокуратором и отвечал за финансы. Последние двадцать лет он по собственному выбору жил в Британии. Столь эксцентричный выбор подразумевал, что Иларий определенно от чего-то сбежал (если он только не полностью съехал с катушек).
* * *К тому времени, как я добрался до Британского океана, я придумал столько диких планов и прокрутил их в своем сознании, что у меня уже кружилась голова. Я стоял на скалах на самом краю Галлии и наблюдал за белыми бурунами. При виде пенящейся внизу воды мне стало еще хуже. Я отвлекся от проблемы и сконцентрировался на том, чтобы не слишком страдать морской болезнью, пока наше судно переходило через пролив. Ох, не знаю, зачем я пытался, меня все равно всегда тошнит.
Мы предприняли пять попыток, чтобы выйти из гавани Гесориака, и к тому времени, как вышли в море, мне хотелось только повернуть назад.