Ему были присущи черты других представителей дома Флавиев — изящество, отличные умственные способности, серьезное отношение к предстоящей задаче, сообразительность, здравый смысл. Домициан это тоже демонстрировал. Он мог быть не менее хорошим государственным деятелем, чем его отец или брат. Иногда ему все удавалось. Веспасиан в равной мере поделился талантами. Отличие заключалось в том, что один из сыновей на самом деле умело и уверенно ими пользовался.
Тит завершил беседу с нами.
— Передайте своей матери, Фалкон, что она может вами гордиться.
Мне удалось сохранить спокойное выражение лица и не взорваться.
Когда я повернулся, Домициан отступил в сторону.
— А кто эта госпожа? — прямо спросил он меня, когда Елена Юстина поднялась на ноги, блеснув золотом и тряхнув серебром. Его бесстыжие глаза осмотрели ее так, словно намекали на движение шаловливых ручек.
Я разозлился из-за ее дискомфорта.
— Бывшая жена мертвого эдила по имени Атий Пертинакс, — ответил я.
Я увидел, как у него в глазах промелькнуло беспокойство при упоминании этого имени.
Тит проводил нас до двери и тоже решил проверить брата.
— Эдил оставил даме странное наследство. Теперь этот охотник за удачей ходит за ней повсюду и ревностно следит за соблюдением ее интересов…
Домициан больше никак не демонстрировал своей нервозности. Он поцеловал Елене руку, прикрыв глаза и глядя на нее из-под наполовину опущенных век, как делают очень молодые люди, считая, что великолепны в постели. Она смотрела на него с каменным лицом. Тит вмешался. Действовал он так гладко и ловко, что я ему позавидовал. Когда мы оказались у самой двери, он поцеловал ее в щеку, как родственник. Я ему позволил. Если Елена захочет, она в состоянии сама его остановить.
Я надеялся, что она понимает: эти двое происходят из старомодной сабинской семьи. Если снять с них пурпурные одежды, они окажутся провинциальными обычными людьми, скупыми трудоголиками и подкаблучниками. К слову, у обоих братьев уже имелись животики, и оба были ниже меня ростом.
Мне пришлось оставить Елену в одиночестве, чтобы отправить кого-то за ее паланкином. Пустой атрий казался таким огромным и просторным, что я пошатнулся, пытаясь увидеть его весь. Однако, вернувшись, я сразу же заметил ее, сидящую в сочно-зеленом наряде на краю фонтана. На нее отбрасывала тень стофутовая статуя Нерона в виде бога Солнца. Елена выглядела обеспокоенной и смущенной.
К ней обращался мужчина в свободных одеждах сенатора с пурпурными полосами, из тех, у кого пузо вываливается из-за ремня. Елена отвечала кратко и резко. Увидев, как я спешу через холл, она посмотрела на меня с благодарностью.
— Где еще можно искать наяду, как не у фонтана? На поиски паланкина ушло много времени, но его вскоре подадут…
Я устроился рядом. Господин в сенаторской одежде выглядел раздраженным, я повеселел. Она не желала нас представлять. После того как он ушел, я увидел, как Елена расслабилась.
— Твой приятель?
— Нет. Странно, но мы дружим с его женой.
— Просто подскажи мне кивком, если ты хочешь, чтобы я исчез.
— О, спасибо! — гневно воскликнула она.
Я сел рядом с ней у фонтана и заговорил задумчиво.
— Забавная штука развод. Похоже, на груди женщины появляется табличка: «Уязвима». Это оказался один из тех редких моментов, когда Елена Юстина позволила мне увидеть под маской свое истинное лицо.
— Это обычное дело? Я уже начинала чувствовать свою странность.
Я увидел, как подают паланкин, поэтому просто улыбнулся в ответ.
— Дидий Фалкон, ты проводишь меня до дома?
— Боги, да! Это же ночной Рим. А я помещусь в твоем паланкине вместе с мешком золота?
После ужина с Цезарем у меня появились экстравагантные идеи. Тем не менее, Елена кивнула и холодно информировала носильщиков, что им также предстоит нести и меня.
Мы забрались внутрь и поставили ноги под углом, чтобы не ударяться коленями. Носильщики отправились в путь по северной стороне Палатина. Шли они медленно из-за дополнительного веса. Еще не совсем стемнело.
Елена Юстина выглядела такой несчастной, что я был вынужден сказать:
— Не думай о случившемся с Пертинаксом.
— Постараюсь.
— И не пытайся убедить себя, что он жалел, когда ты с ним развелась.
— Прекрати, Фалкон! — я откинулся назад на стенку паланкина в своем углу и скривил губу. Она извинилась в почти полной темноте:
— Ты даешь советы с таким пылом! У твоего героического брата была жена?
— Была девушка и ребенок, о котором он так и не узнал.
— Марция! — воскликнула она. Ее тон изменился. — Я думала, что она твоя дочь.
— Я же сказал тебе, что нет.
— Да.
— Я не вру тебе.
— Нет. Прошу прощения… И кто теперь о них заботится?
— Я.
Это прозвучало слишком резко, и я ерзал, но это не имело отношения ни к чему из того, о чем мы говорили. Когда мы спустились к Форуму, у меня не осталось сомнений: за нами кто-то шел украдкой, и шел слишком близко.
— В чем дело, Фалкон?
— За нами следят. На всем пути от дворца.
Я ударил по верху паланкина и выскочил, как только носильщики остановились. Елена Юстина выскользнула за мной, пока я еще не успел предложить руку. Я схватил мешок с золотом для матери. Затем я подхватил госпожу, желая поскорее увести ее с открытой улицы. Я толкнул Елену в освещенный дверной проем ближайшего дешевого трактира, словно она была какой-то светской дамой, которой все наскучило и которая заплатила мне, чтобы я показал ей злачные заведения ночного Рима.
В тусклом свете крошечной прихожей она выглядела так напряженно, что я задумался, не хотелось ли ей на самом деле это сделать.
Глава 45
Перед входной дверью красовалась голова Венеры с вздернутым кончиком носа и надувающимися щеками, рядом висела табличка с приглашением заходить. Огромный мужик брал немереную плату за вход. Это был бордель. Я ничего не мог поделать. Таким образом мы покинули улицу. Здесь было тепло, темно и, несомненно, появление в этом месте еще раз подтвердило отвратительное мнение госпожи обо мне.
Мне самому придется найти плату за вход. Клиентка или не клиентка, я едва ли мог заставить сенатора взять деньги из банковской ячейки, чтобы заплатить мне за то, что отвел его нежную дочь в подобное грязное место.
Владельцы борделя зарабатывали на скромную жизнь благодаря доходам от прелюбодеяния, и делали большие деньги на воровстве из карманов и продаже краденой одежды. Заведение состояло из одного большого помещения, напоминающего пещеру, где на шестах висели шкуры, разделяя пространство на маленькие закутки. В них можно было заниматься мошенничеством, кражей или убийством в относительном уединении. Совокупления происходили в таких же затененных уголках, которые уже кто-то занимал.
В центре зала, на полу, освещенном факелами, шло представление, оживляемое звоном потрескавшихся кастаньет. Три девочки-подростка с тонкими руками и поразительными бюстами крутились вместе на ковре. Они улыбались широкими искусственными улыбками, а на их телах из одежды были только маленькие кожаные ремешки. Сбоку ждала обезьяна. Я не стал думать, для какой цели. За столами сидели темные фигуры с остекленевшими лицами и пили слишком дорогое вино, наблюдая за представлением, время от времени они что-то кричали. Это были отрывочные и несвязные крики.
Невысокая полная хозяйка появилась перед нами в лиловом, почти прозрачном наряде, спущенном с плеч. На талии наряд распахивался и открывался целый ярд ноги с пораженными варикозом венами. От этого прозрачного наряда у меня возникло желание видеть поменьше ее тела и вообще больше ее не видеть, когда она заговорила.