Предстоящая встреча с руководителем полетов не беспокоила капитана. Он давно не испытывал страха перед большим начальством, потому что четко исполнял свой долг. Ему оставалось только ругать себя за то, что он, освоивший самое сложное — ночную заправку самолета в полете, понадеялся на инструктора, — который в летном отношении был всегда рангом ниже его.
Константин Павлович, стараясь не отстать от Завалова, шел сзади, но не выдержав темпа, попросил:
— Не спеши, Сергей, туда всегда успеем. Давай подумаем, что говорить будем.
— Говорить-то вы будете. — Капитан поднял воротник куртки.
Его ответ можно было понимать по-разному.
— Ты думаешь отмолчаться? — уточнил Воскресный.
Завалов ничего не ответил. Эта отчужденность испугала Константина Павловича. Некоторое время он шел молча, собираясь с мыслями.
— Сергей, ты же хорошо знаешь мое положение. Ты же знаешь, что я держусь на пределе. Да, эта предпосылка чисто по моей вине, но она может оказаться последней для меня. Ты понимаешь, Сергей? Все, что я достиг с таким трудом, пойдет прахом.
Действительно, трудно досталось положение Константину Павловичу. Ради него ему всегда приходилось чем-то или кем-то жертвовать. Всегда он был один, потому что в других видел только соперников.
— Сейчас многое зависит от тебя, Сережа. Я прошу тебя помочь мне. Ты ведь всегда шел навстречу попавшим в беду…
Завалов нахмурился.
— Что от меня требуется?
— Ты можешь взять на себя большую долю моей вины, если скроешь, что пилотировал самолет я. Тогда и предпосылка не станет для меня такой тяжелой. Сделай это, Сережа, прошу тебя. Как друга прошу.
Завалов мельком взглянул на растерянное лицо Константина Павловича и почувствовал вдруг жалость к нему, жалость к человеку, взвалившему на себя непосильную ношу.
— Я никогда не забуду твою услугу, Сережа, — торопился заручиться согласием Воскресный. — Ты ведь умный человек, понимаешь, каково мне сейчас. А на твоей стороне такой авторитет. До сих пор ни одного замечания. Сам факт моего присутствия снимает с тебя полвины. А если узнают, что во всем виноват я, — меня ждет катастрофа. У меня отнимут все, отнимут мое будущее. Или ты хочешь этого? — приглушенно спросил он.
— Ладно, Воскресный, договорились, — буркнул Завалов. — Говори, что садил я.
Невысокий черноволосый полковник отложил в сторону командный микрофон и, не вставая, принял доклад о прибытии.
— Самолет сломали? — устало спросил он.
— Никаких повреждений, — ответил Воскресный с подъемом.
— Хорошо, — вздохнул полковник. — Подождите моего вызова у дежурного по связи.
Через полчаса командир полка вызвал их к себе.
— Ну, рассказывайте, как это случилось?
— Прозевал с торможением, — коротко ответил Завалов.
— Понадеялся на Завалова, — потупился Константин Павлович.
Такого оборота дела командир полка не ожидал. Он оценивающе смотрел на летчиков. Было заметно, как к его лицу подступает кровь, сходятся в жестокую складку брови. Ему, видимо, стоило немалых усилий сдержать себя. Но решение полковника было неожиданным.
— Завтра соберу методический совет и буду предлагать заменять вас местами, — хмуро оказал он.
Воскресный пытался что-то сказать полковнику, но тот только махнул рукой, что означало «можете идти», и отвернулся к командному пульту.
Пилоты вышли и молча закурили. Никто из них не знал, что, пока они ждали вызова, руководитель полетов прослушал запись самолетного магнитофона и на ней отчетливый голос Воскресного: «Дай, Сереж, я этот круг сделаю!» А чуть позже — благоразумное решение Завалова: «Не надо, командир, лучше по прямой!»
За облаками среднего яруса
— Папа, а ты катапультировался?
— Да, приходилось.
— Сколько раз?
— Дважды.
— Всего-о-о?
— А ты знаешь, сын, что такое катапультироваться?
Кабина горела. Высота полета — огромная. За бортом ледяной поток, температура ниже минус полсотни. Весь обзор его из кабины — через два окошка величиной с розетку. Одно — над головой, через него Сан Саныч — штурман-оператор лейтенант Брайко — видел кусочек фиолетового от большой высоты неба, другое — внизу, в люке. Там, далеко внизу, ослепительной белизны первого снега бескрайние облака среднего яруса.
Его кабину называли «темной», а самого хозяина «Черным оператором». «Не король, а на троне» — со своего катапультного кресла Сан Саныч мог достать, даже не наклоняясь, любой переключатель. Экономно были рассчитаны его габариты.