Грант нахмурился. Прежде чем он успел что-то сказать, Джоанна порывисто встала.
— Ты напомнил мне о моей сегодняшней находке.
Она поднялась к себе и, вернувшись со связкой писем и дневников, протянула их Гранту, вкратце рассказав, где она их нашла. Когда Джоанна уже повернулась к выходу, он сказал:
— Останься.
Несмотря на то, что ей очень хотелось видеть его лицо в тот момент, когда он развернет письма, Джоанна решила, что это попахивает вмешательством в личную жизнь, и, вернувшись к столу, вновь принялась за работу. И, лишь услышав его изумленный возглас, она обернулась и, к испугу своему, увидела у него на лице почти яростное выражение. Но он тут же с таким изнеможением прикрыл глаза рукой, что Джоанна встала и приблизилась к нему. Грант поднял голову и взглянул на нее. В его глазах было столько тоски, что Джоанна опустилась возле него на колени и показала на письма.
— Тебя что-то расстроило? Прости, я…
— Расстроило? — Он не то фыркнул, не то усмехнулся. — Что ж, можно сказать и так.
Он помахал письмами в воздухе.
— Знаешь ли ты, что это такое? Письма моему отцу, где его просят вернуться домой и умоляют привезти с собой семью…
— От твоего деда?
— Нет. Они были написаны уже после его смерти. Это письма Чарлза Уэзерби, брата моего отца. Он просит его вернуться и жить вместе с ним в усадьбе. Вот послушай: «Хоть отец и не оставил тебе доли в завещании, я все же считаю, что мы по крайней мере должны поделить поместье. К счастью, у тебя есть семья, так что дом наш снова оживет. Детей у нас, увы, нет; несколько выкидышей подорвали здоровье Милдред. Я пишу тебе не из милосердия, Эдвард. Я не просто хочу, чтобы ты жил здесь, — ты мне необходим. Пожалуйста, не допусти, чтобы гордыня стала препятствием для твоего возвращения. Любящий тебя брат, Чарлз».
Грант уронил письмо на колени.
— Как он был прав! Гордыня… Мой отец был так полон этой дурацкой гордыни, что отправлял эти письма назад, даже не распечатывая. Всю жизнь я не мог простить Уэзерби, что они отвергли мою мать, а оказалось — виноват в этом только отец! Как он мог, как он мог?
Растерявшись, Джоанна не знала, что сказать.
— Что ж, по крайней мере, ты унаследовал усадьбу. Справедливость в конце концов восторжествовала.
— Справедливость?! Это забавно! Ты не поняла. Это произошло слишком поздно. Уехав из Англии, мой отец подался в Штаты. Там он перепробовал несколько профессий и познакомился с матерью, которая гостила у друзей. Не возвращаясь домой, она вышла за него замуж. Ее родным это показалось возмутительным, так что они фактически от нее отказались. Мой отец был заядлым игроком, и даже после моего рождения частенько случалось так, что мы сидели без гроша. Мать была родом из богатой семьи, так что обоим была непривычна бедность, и жилось нам тяжело. Долги росли как снежный ком. Родители переехали в Канаду, но отец не мог, а может, и не хотел исправиться и запил по-черному.
Грант никогда не рассказывал ей о своей жизни, но тут его словно прорвало.
— Мать всегда считала, что он из гордости не хочет просить помощи у родственников. И только когда она слегла, отец нехотя согласился отвезти ее к родителям на ранчо, в Мексику. Они простили ее и взяли нас жить к себе, но отец снова уехал «искать счастья». Больше мы его не видели. Наверное, убит в какой-нибудь трактирной потасовке.
Грант смотрел куда-то вдаль, словно вновь переживая все это, и с трудом выдавливал из себя слова.
— Сколько напрасных страданий! Какая глупость!
Он порывисто поднялся из кресла и подошел к окну.
— Будь он проклят! Будь он проклят!
Услышав в его голосе боль и гнев, увидев, как напряглись его широкие плечи, Джоанна поспешно подошла к Гранту. Она не раздумывая обняла его и принялась нежно нашептывать что-то, словно ребенку. В следующее мгновение он уже обхватил ее за талию, и, тесно обнявшись, они как могли утешали друг друга. Когда их объятия разжались, Грант пристально посмотрел Джоанне в глаза и, подняв руку, нежно коснулся ее лица. Она увидела, что от его ярости и отчаяния не осталось и следа.
— Ты просто чудо!
Увидев, как он склоняется к ней, Джоанна поняла, что он хочет ее поцеловать, и резким движением вырвалась из его объятий. Она желала этого поцелуя — видит Бог, желала страстно. Но ведь Грант женится на Марии! Пробормотав невнятные извинения, Джоанна вырвалась и поспешила прочь, а он так и остался стоять посреди комнаты с выражением глубочайшего изумления на лице, которого Джоанна уже не видела.
Поднявшись в свою комнату и немного отдышавшись, Джоанна принялась ругать себя за несдержанность. Нет чтобы просто и спокойно высвободиться из его объятий! Она же умчалась, как перепуганный заяц, и теперь Грант наверняка догадается о ее чувствах. Да и как он может сомневаться в ее любви, если она так нежно обняла его — просто потому, что для нее невыносим был один вид его страданий?
Стук в дверь заставил ее вздрогнуть. В дверях, усмехаясь, стоял Грант.
— Теперь ты от меня не уйдешь, — шутливо сказал он и тут же поднял руки: — Ну-ну, не надо так пугаться. Я просто хочу, чтобы ты поужинала со мной сегодня вечером. — Джоанна кивнула, и он продолжал: — Отлично. Отправимся в «Тоби Джаг», или ты предпочитаешь что-нибудь более отдаленное?
В усмешке Гранта прибавилось озорства, когда она безропотно одобрила его выбор.
— Великолепно. Я закажу столик на восемь тридцать.
Когда он чинно вышел, Джоанна устало опустилась на кровать. Ну что поделаешь с таким человеком? И все же при мысли о предстоящем вечере она помимо воли испытала радостный трепет. Эта радость не оставляла ее, даже когда она перебирала одежду в шкафу, подыскивая для такого случая что-нибудь особенное.
Одобрительный взгляд Гранта, который Джоанна поймала, спускаясь по лестнице, говорил о том, что ее старания не пропали даром. Вся она — от только что вымытых пушистых волос до великолепных туфель на высоких каблуках, в огненном шелковом платье, которое подчеркивало ее стройную фигуру, — замечательно оттеняла мужественный облик Гранта в черном смокинге. Он взял ее под руку, и Джоанна затрепетала от его прикосновения.
— Прекраснейшая из прекрасных, Джоанна, тобой можно гордиться!
Взяв кашемировую шаль, висевшую у нее на руке, Грант накинул ее Джоанне на плечи и повел к машине. Прежде чем завести мотор и тронуться с места, он сказал:
— Ты кажешься мне не менее прекрасной, чем Золушка — принцу. Обещай, что не исчезнешь в полночь!
— Обещаю, — сказала она, краснея от волнения.
Когда их провожали к столику, Джоанна чувствовала завистливые взгляды женщин, которые могли только мечтать о таком эффектном кавалере. Джоанна решила, что будет наслаждаться каждым мигом этого вечера, как будто это она его невеста, а не Мария — пусть даже на считанные часы. Будет хотя бы что вспомнить, когда она вернется домой и усадьба Бэрдсли уйдет в безвозвратное прошлое.
Когда принесли шампанское, глаза Джоанны так же искрились, а сердце так же играло, как этот чудесный напиток, льющийся в тонкие фужеры.
— За тебя! — Грант поднял свой бокал.
— За хозяина усадьбы Бэрдсли! — откликнулась Джоанна.
— Как всегда в точку, Джоанна. Ты права: сегодня я впервые почувствовал, что здесь я по зову сердца, а не из милости — просто потому, что больше никого не было.
— Ты хочешь сказать, что останешься…
— Празднество продолжается второй вечер! — прервал их голос Малкольма. — И с другой, хотя не менее прекрасной, женщиной. Скажите, Грант, как вам это удается? Привет, Джоанна, дорогая. Сегодня днем ты не сказала мне, что вечером собираешься кутить со своим Хозяином и Господином.
Джоанна удивленно и растерянно взглянула в насмешливое лицо Малкольма и, мельком взглянув на Гранта, увидела, как дружелюбное выражение на его лице сменила маска холодного равнодушия. Как дьявольски коварен Малкольм! Он прекрасно знает, что Джоанне нечего на это ответить. Впрочем, Грант тут же пришел ей на выручку.