— Разрешите пригласить вас и вашу даму в межпланетный ресторан Энгстранда «Космическая кухня».
19
Ресторан Энгстранда был далеко не таким пустым и холодным, как космическое пространство, и в его меню не значилось блюд из экзотических ящериц. Тем не менее ода была довольно-таки своеобразной. Однако напитки оказались достаточно традиционными, и вскоре няня Бишоп уже рассказывала, как, когда была еще совсем маленькой девочкой, она заинтересовалась яйцеглавами — ее тетя работала няней в «Мудрости Веков»и однажды взяла ее с собой. Гаспар в свою очередь рассказал, что еще мальчиком хотел стать писателем, потому что очень любил словопомол, тогда как большинство его коллег попадали в писатели, проработав несколько лет на телевидении, в стерео, манекенщицами или агентами по рекламе. Он принялся объяснять тонкую прелесть словопомола — особенно продукта некоторых словомельниц — и, увлекшись, повысил голос, чем воспользовался худой старик за соседним столиком, все время беспокойно дергавшийся.
— Вы совершенно правы, молодой человек! — крикнул старик. — Важна словомельница, а не писатель. Я читаю все до единой книги, смолотые на первом агрегате издательства Скрибнер, независимо от того, какую фамилию они потом ставят на обложке. Эта машина придает своей продукции особую сочность. Иногда приходится немало потрудиться, прежде чем найдешь книгу с маркой АС — 1, но оно того стоит. Только книги с маркой АС — 1 создают полный и восхитительный вакуум у меня в голове, ощущение теплого непроницаемого безмыслия.
— Я в этом не уверена, милый, — вмешалась пышная седовласая дама, сидевшая рядом с ним. — Мне всегда казалось, что в книгах Элоизы Ибсен есть свой особый оттенок, независимо от того, на какой машине они смолоты.
— Чепуха! — насмешливо воскликнул старик. — Все ее Эрототомики смалываются по одной и той же программе, однако в каждом ощущается особый вкус данной словомельницы, и, стоит ли на обложке фамилия Ибсен или любая другая, их вкус от этого не меняется ни на йоту. Писатели! — Лицо старика потемнело, и морщины стали более резкими. — После того, что они сделали сегодня утром, их всех нужно расстрелять! Вы слышали, что эти мерзавцы сделали с АС — 1? Азотная кислота! Виновным следовало бы вставить в рот воронки и вылить им…
Гаспар, пережевывая дрожжевой бифштекс, улыбнулся, виновато пожал плечами и показал вилкой на свои раздутые щеки.
— Между прочим, Гаспар, как вы попали в писательский союз? — громко спросила няня Бишоп. — Через Элоизу Ибсен?
Старик смерил его свирепым взглядом и отвернулся.
В автокэбе Гаспар долго обиженно молчал и заговорил, только когда возле дома няни Бишоп такси остановилось.
— Я стал писателем через своего дядю, специалиста-волнопроводчика, — объявил он и принялся опускать монеты в счетчик автокэба.
— Я так и думала, — сказала няня Бишоп, когда последняя монета провалилась в счетчик и кузов поднялся. — Спасибо за приятный ужин. Не могу сказать того же про разговор, но вы во всяком случае старались.
Она вышла, но у двери, пока ее осматривал электронный сторож, обернулась и сказала:
— Не вешайте носа, Гаспар! Какая женщина сравнится по тонкости со словопомолом?
Вопрос повис в воздухе подобно миниатюрной рекламной надписи. Он очень расстроил Гаспара — главным образом потому, что он так и не купил книгу на ночь, а теперь у него не было ни сил, ни желания искать открытый киоск.
Автокэб прошептал:
— Куда, мистер, или вы выходите?
Может быть, пойти домой пешком? Недалеко, всего десять кварталов. Прогулка перед сном укрепляет нервы. Впрочем, он еще не спал после ночной смены… Его вдруг охватило чувство невыносимого одиночества.
— Куда, мистер, или вы выходите?
Может быть, позвонить Зейну Горту? Гаспар вынул из кармана телефон и произнес номер Зейна. Во всяком случае, можно не опасаться, что поднимешь робота с постели!
— Куда, мистер, или вы выходите? — настойчиво осведомился автокэб.
Из телефона донесся голос, похожий на медовый голос мисс Румянчик:
— Это записанное на пленку сообщение. Зейн Горт сожалеет, что он не может поговорить с вами. Он выступает сейчас в ночном робоклубе с докладом «Антигравитация в литературе и действительности». Он освободится через два часа. Это записанное на пленку сооб…
— КУДА, МИСТЕР, ИЛИ ВЫ ВЫХОДИТЕ?
Гаспар выскочил из автокэба за мгновенье до того, как кузов опустился, вновь включая счетчик.
20
Огромный зал «Слова» был переполнен. Между столиками сновали роботы-официанты и литературные подмастерья, которые по традиции обслуживали только писателей высшей квалификации. Это создавало особый эффект — толпы Шекспиров, Вольтеров, Вергилиев и Цицеронов прислуживали модным ничтожествам, не умевшим даже писать.
Сегодня писателей было не так уж много — большинство из них все еще продолжало бесплодные попытки обрести способность к творчеству. Но других клиентов было столько, что роботы-официанты бегали на максимальной скорости. В этот вечер тут ужинали не только завсегдатаи, регулярно приходившие в «Слово» наблюдать диких писателей в их естественной среде, но и любители сенсаций, рвавшиеся взглянуть на маньяков, учинивших такой погром на Читательской улице. А в центре зала за лучшими столиками сидели в одиночестве и небольшими группами посетители, которых явно привели сюда не погоня за острыми ощущениями, но какие-то тайные и даже, возможно, зловещие цели.
В самом центре зала, за зеленым столиком восседали Элоиза Ибсен и Гомер Дос-Пассос, которых обслуживала юная авторша в костюме французской субретки.
— Детка, может быть, нам хватит тут сидеть? — заныл силач писатель, и блики света скользнули по его бритому затылку, который опускался все ниже. — Я хочу спать!
— Нет, Гомер, — безжалостно ответила Элоиза. — Тут мы находимся в самом центре паутины, и я намерена нащупать все ее нити, но пока мне это еще не удалось. — Она окинула пронзительным взглядом соседние столики. — А ты должен демонстрировать себя своим читателям или твой волевой оскал совсем выйдет из моды.
Гомер оскорбленно взглянул на нее и подозвал официантку.
— Малышка, — прогремел он мужественным басом, — принеси мне бокал двойного стерилизованного молока 150 градусов по Фаренгейту! Э-эй, да я, кажется, тебя где-то видел!
— Да, мсье Дос-Пассос, — ответила девочка (ей было по больше шестнадцати лет), кокетливо хихикнув. — Я с Тулузой ла Рембо стою на обложке «Секретов французской кухни», — и она удалилась, пикантно виляя узкими бедрами.
— Я сегодня в мистическом настрое, — сказал Гомер, мечтательно глядя ей вслед. — Ощущаю свое родство со всем что ни есть. Вот люди кругом. О чем они думают? Или роботы? Скажем, бывает ли им больно, как нам? Вон на того робота, к примеру, только что плеснули кипящим кофе, — так ощущает ли он боль? Я даже слышал, что они и любить умеют почти совсем как мы, только при помощи электричества. А боль? Было ли больно той розовой, когда я ударил по ней из огнемета? Из-за этих мыслей как-то серьезнее смотришь на жизнь.
Элоиза захохотала.
— Вряд ли она сохранила приятные воспоминания о вашем знакомстве! Не то с какой стати она принялась бы поливать тебя пеной из огнетушителя?
— Не смейся, детка! — оскорбленно потребовал Гомер. — Погиб мой лучший костюм. Тот, который приносил мне удачу!
— Но ты был просто уморителен — точно горка взбитых сливок!
— Ты и сама была хороша, когда пряталась от струи то за меня, то за своих подручных. И кстати, детка, я что-то не понимаю. Мы пошли в «Рокет-Хаус» потому, что ты сказала, что они там тайком используют писателей-скэбов. Но ты с ними про это и говорить не стала. Сначала ты выпытывала у них какой-то секрет, а потом принялась расспрашивать про мстителей. Что это еще такое?
— Ах, да замолчи ты! Просто жалкий обманщик Гаспар пытался направить меня по ложному следу. Мне еще самой нужно разобраться, что тут вранье, а что правда.