Хоровод рассыпался, и толпа писателей, состоявшая преимущественно из подмастерьев мужского пола, надвинулась на розовую роботессу, дружно выкрикивая все известные им ругательства. (Даже для людей лишь формально грамотных этот набор выглядел удивительно скудным — всего каких-нибудь семь слов.)
В ответ роботесса «закричала по-настоящему», поставив свой пронзительный гудок на полную мощность и меняя его тональность от вызывающего зубную боль инфразвука до раздирающего барабанные перепонки ультразвука. Словно разом заревели семь старых пожарных сирен, варьируя свой звук от дисканта до баса.
Люди затыкали уши и буквально морщились от боли.
Гомер Дос-Пассос, обхватив голову левой рукой, чтобы зажать оба уха, правой направил тоненькую струю пламени через зал на ноги роботессы.
— Заткни глотку, сестренка! — рявкнул он, водя пламенем по ее стройным лодыжкам.
Вой прекратился, и где-то внутри послышался душенадрывающий металлический треск, словно лопнула пружина. Роботесса вздрогнула и зашаталась, как волчок перед падением.
Тут в зал вбежали Гаспар де ла Нюи и Зейн Горт. Отливающий стальной синевой робот стремительно бросился вперед (со скоростью примерно впятеро больше человеческой) и подхватил розовую роботессу, когда та уже опускалась на пол. Поддерживая ее, он молча глядел на Гомера Дос-Пассоса, который при его появлении опасливо повернул струю огнемета снова на «Фразировщика». Когда к ним подбежал Гаспар, робот сказал:
— Подержи мисс Румянчик, дружище! Осторожнее, у нее шок.
Затем он повернулся и пошел к Гомеру.
— Держись от меня подальше, жестянка черномазая! — с дрожью в голосе завопил Гомер и направил струю пламени на приближающегося робота, но она внезапно иссякла.
Зейн вырвал у Гомера его оружие, схватил его за шиворот, перегнул через свое стальное колено и раскаленным соплом огнемета отвесил ему пять полнозвучных шлепков по седалищу.
Гомер завопил. Писатели, застыв, уставились на Зейна Горта, точно высокомерные римские патриции на Спартака.
5
Элоиза Ибсен никогда не принимала близко к сердцу мальчишество своих друзей мужского пола. А поэтому, не обращая внимания на то, как шлепают Гомера, она направилась к Гаспару.
— Я не в восторге от твоей новой подружки, — сказала она, смерив взглядом мисс Румянчик. — Цвет для хористки не так уж плох, но ведь ущипнуть ее не за что! — Пока Гаспар искал ответ на эту шпильку, она продолжала: — Вот уж не думала, что среди моих знакомых найдется такой роболюб. Впрочем, я не предполагала, что среди них найдется и издательский шпик!
— Послушай, Элоиза, я вовсе не шпик! — возмущенно возразил Гаспар. — Я никогда не шпионил и штрейкбрехером я тоже не был и не буду. Все, что вы творите, мне противно, и я не отрицаю, что бросился сюда, едва очнулся, чтобы попытаться спасти словомельницы. С Зейном я встретился по дороге. Да, мне противно и отвратительно то, что совершили вы, так называемые писатели, по если бы я даже заранее знал об этом вашем замысле, я бы все равно не пошел к издателям, а попробовал бы сам что-нибудь сделать!
— Расскажи это своему Флаксмену! — насмешливо отозвалась его бывшая подруга. — Может, он наградит тебя жестяной медалью. Ты грязный шпик, ты еще у книжного дерева пытался нас задержать…
— Неправда! — завопил Гаспар. — А если даже и пытался, так вовсе не ради издателей.
— Оправдываться будешь перед Флаксменом и Каллингемом, а меня от своих объяснении избавь, грязный шпик, — отрезала Элоиза.
Тут Зейн Горт, успевший за пять секунд (абсолютный рекорд!) получить от Джо Вахтера все необходимые сведения и еще за четыре секунды метнуться к шкафу и обратно, подбежал к Гаспару, держа в клешнях носилки. Он положил носилки на пол и бережно опустил на них мисс Румянчик.
— Помоги мне, Гаспар, — торопливо сказал он. — Ее нужно унести в безопасное место и присоединить к электросети, прежде чем все ее реле выйдут из строя. Берись с другой стороны!
Гаспар взялся за ручки носилок и в ногу с Зейном направился к двери. Вокруг них засвистели металлические обломки, которые разъяренные писатели швыряли им вдогонку. Зейн ускорил шаг, и Гаспар затрусил мелкой рысцой. Рядом с его ухом разорвалась огромная хлопушка.
— А-а-а! — разочарованно застонал Гомер Дос-Пассос, поджигая фитиль своей последней хлопушки. Но она взорвалась футов за десять от цели. И Зейн с Гаспаром благополучно выскользнули из зала. На улице Зейн пошел тише, а Гаспар, к своему изумлению, вдруг обнаружил, что чувствует себя превосходно — он был возбужден и ощущал приятную легкость мыслей. Его бархатная куртка была порвана, лицо вымазано сажей, на подбородке красовалась шишка величиной с лимон, и, несмотря на все это, он испытывал прилив необыкновенной энергии.
— Зейн, ты блестяще отделал Гомера! — воскликнул он. — Старая ты жестянка, я и не подозревал, что ты на это способен!
— А я обычно и не способен, — скромно ответил робот. — Как тебе известно, Первый закон роботехники запрещает роботу причинять вред человеку, но, клянусь святым Айзеком, Гомер Дос-Пассос под это определение никак не подходит. К тому же мои действия нельзя считать причинением вреда, а лишь полезной предупредительной мерой.
— Правда, можно понять и моих коллег! — продолжал Гаспар. — Мисс Румянчик перегнула палку. «Возлюбим любимых издателей!» Надо же такое придумать!
— Я тоже способен смеяться над излишней осторожностью редакторов, — сухо ответил Зейн. — Но не кажется ли тебе, Гаспар, что за последние двести лет род человеческий начал слишком уж злоупотреблять вульгаризмами и двумя-тремя краткими выразительными глаголами, связанными с процессами выделения и размножения? В моей книге доктор Вольфрам говорит своей золотистой робоподруге, которую томят мечты стать человеком: «Ты слишком идеализируешь людей, Бланда! Люди — это губители грез. Они убрали радужные пузыри из мыльной пены и назвали ее стиральным порошком. Они лишили любовь лунного света и назвали ее сексом». Но довольно этих филологических изысканий, Гаспар! Нужно побыстрее включить мисс Румянчик в электросеть, а в этом районе все провода перерезаны.
— Прости, но почему ты не хочешь подзарядить ее от своего аккумулятора?
— Она может неправильно истолковать мои намерения, — укоризненно заметил Зейн. — Конечно, в крайнем случае я прибегнул бы к этому способу, но у нас еще есть время. Она не испытывает никакой боли, так как я поставил ее регуляторы на глубокий сон. Тем не менее…
— А не заглянуть ли нам в «Рокет-Хаус»? Контора питается от другого кабеля. Раз уж Элоиза все равно считает меня шпиком, так пойду я к издателям или нет — хуже не будет.
— Отличная мысль! — согласился робот.
На первом же перекрестке они повернули направо, и робот снова зашагал быстрее.
— Мне все равно нужно повидать Флаксмена и Каллингема, — говорил Гаспар, переходя на бег. — Я хочу выяснить, почему они ничего не предприняли для защиты своих словомельниц? Казалось бы, уж о своем-то кошельке они могли позаботиться!
— Мне тоже нужно обсудить несколько деликатных вопросов с нашими почтенными нанимателями, — заметил Зейн. — Гаспар, старая кость, ты оказал мне сегодня услугу, далеко выходящую за рамки одолжений, которое одно разумное существо обязано оказывать другому. Я чрезвычайно тебе благодарен, Гаспар, и постараюсь при случае отплатить тем же.
— Спасибо, старая гайка, — ответил Гаспар.
6
Когда последние словомельницы были сожжены или взорваны, опьяненные победой писатели разошлись по своим романтическим жилищам, по своим Латинским кварталам и Гринич-Виллиджам и принялись безмятежно ждать, чтобы на них снизошло вдохновение.