Бы сами можете угадать, что было дальше. Курсы лечебного чтения для роботов, поиски подходящих книг (ничтожное количество), попытки людей сочинять подобные книги (почти полностью неудачные, ибо у них не было азимовского провидения), попытки приспособить для этого дела словомельницы (безуспешные, ибо мельницам недоставало соответствующих сенсорных образов, ритмов и даже лексики) и, наконец, появление писателей-роботов вроде меня.
Возникновение роботворчества произошло как раз в то время, когда писатели-люди покорно уступили свое место словомельницам. Словомельницы! Мрачные, лишенные разума механические прядильщицы, ткущие дурманную паутину слов! Разверстые могилы духа! Прости мою горячность, Гаспар, но мы, роботы, умеем ценить сознание, и нам противно туманить его словомесивом! Конечно, есть и среди нас такие, кто ищет искусственного возбуждения, злоупотребляя электричеством, но об этой жалкой кучке электроманов можно вообще не упоминать. И я хотел бы сказать вам еще вот что…
— Простите, Зейн, — замахала руками няня Бишоп, — все это очень интересно, но через десять минут я должна буду менять диски, а ведь вы собирались рассказать о любви роботов…
— Верно, Зейн, — поддержал Гаспар. — Ты же хотел объяснить, как появились роботы и роботессы.
Зейн Горт перевел взгляд своего единственного глаза с Гаспара на няню Бишоп и обратно.
— Как это похоже на вас, людей! — ядовито воскликнул он. — Вселенная громадна, величественна, сложна, организована невообразимо прекрасно, одухотворена бесконечно разнообразной жизнью, но вас, людей, интересует в ней только одно!
Однако, заметив, что они хотят возразить, он быстро добавил:
— Ничего! Ведь и мы, роботы, ничуть не меньше интересуемся своими чувствами. О, это утонченнейшее ощущение электронного сродства металлических корпусов! Эти яростно налетающие электромагнитные бури! Эти разряды, сотрясающие контуры!
И он лукаво подмигнул своим налобным прожектором.
— В Дортмунде, в тамошнем центре обслуживания роботов, — продолжал Зейн Горт, — доктор Вилли фон Вупперталь, этот мудрый старый инженер, разрешал больным роботам делать себе электрошок, по своему вкусу устанавливая напряжение, силу тока, длительность и прочие условия. Надо вам сказать, что для страдающих меланхолией роботов электрошок так же полезен, как и для людей, находящихся в состоянии глубокой депрессии. Однако это обоюдоострое средство, и злоупотреблять им нельзя, о чем напоминает ужасный пример электроманов. В те далекие времена роботы мало общались друг с другом, но однажды двое из них — причем один был новой конструкции, с изящным, стройным корпусом и с ультрачувствительными контурами, — да, так вот, двое больных решили подвергнуться электрошоку совместно, так, чтобы ток прошел через контуры одного, а затем другого. Для этого им нужно было предварительно подключиться к аккумуляторам друг друга и подсоединить мозг и электромотор одного к мозгу и мотору другого. Это было последовательное, а не параллельное соединение. И вот, едва это было сделано, едва был замкнут последний контакт — а внешняя сеть еще не была подключена, заметьте! — эти двое ощутили бурный экстаз, который завершился блаженным спадом напряжения. Вскоре было обнаружено, что электрической контакт тем полнее и глубже, чем массивнее и мощнее один из пары роботов и чем изящнее и чувствительнее другой.
С тех пор и появились две основные модели — собственно роботы и роботессы. Разумеется, свою роль в этом делении сыграло и обычное для нас стремление подражать человеку и его социальным институтам.
Роботы и роботессы весьма похожи на мужчин и женщин. Роботессы, как правило, более стройны, реакции у них обостреннее, чувствительность выше, они легче адаптируются и более надежны, хотя иногда и склонны к истеричности. Роботы же закалены, они приспособлены для более тяжелой физической работы, а также для Тех видов интеллектуальной деятельности, которые требуют электронного мозга больших размеров.
Роботы, как правило, однолюбы, что создало у них моногамный тип брака. Роботу, как и человеку, приятно сознавать, что у него есть близкое существо, с которым он делит все беды и радости. А теперь, мисс Бишоп, я хотел бы вернуться к своей личной проблеме: как следует мне вести себя с мисс Румянчик — красавицей, к которой меня неодолимо влечет, хотя я знаю, что она не очень умна и склонна к пуританству?
Няня Бишоп задумчиво сдвинула брови.
— Пока, Зейн, мне приходит в голову только одно: нельзя ли внести в блоки мисс Румянчик некоторые изменения, которые сняли бы излишнее пуританство?
— Вы шутите, клянусь святым Рэем, не так ли? — воскликнул Зейн Горт, шагнув к девушке и угрожающе протягивая клешни к ее горлу.
24
Няня Бишоп побледнела. Гаспар попытался удержать клешни, но Зейн уже сам опустил их.
— Я хочу сказать, — размеренно произнес он, — что могу счесть ваши слова только неудачной шуткой. Переделывать блоки робота, с тем чтобы изменить его поведение, — о, это преступление, вдвойне превышающее посягательство на человеческий мозг! Нашу личность так легко изменить, что любой намек на это вызывает у нас инстинктивные защитные реакции. Простите, если я вас напугал, — добавил он более мягко. — Но я должен был показать вам, насколько неприемлема для меня даже мысль о чем-либо подобном. А теперь я снова прошу у вас совета…
— Мм-м… право, не знаю, Зейн, я просто теряюсь, — неуверенно сказала няня Бишоп, искоса взглянув на Гаспара. — На первый взгляд вы и мисс Румянчик не очень подходите друг другу… Правда, в старину у людей считалось, что волевой умный муж и красивая глупая жена всегда прекрасно ладят, но я не очень в этом уверена. Психометрист Шейрон Розенблюм утверждает, что брак бывает удачен либо при полном равенстве интеллектов, либо в тех случаях, когда муж умнее жены на тридцать процентов. А вы, Гаспар, не могли бы пролить дополнительный свет на этот вопрос? Насколько глупа Элоиза Ибсен?
Гаспар мужественно игнорировал этот выпад.
— Извини меня за прямоту, Зейн, — сказал он, — но цель твоих ухаживаний за мисс Румянчик — именно брак?
— Конечно, я не безгрешен, — сказал робот, — но я думаю именно о браке! Друзья, буду с вами откровенен: многие из нас, роботов, не сторонники строгой нравственности, особенно если подворачивается подходящий случай. Да и кто их за это осудит? Но я создан иначе. Я не испытываю полноты чувства, если оно не предполагает единства мыслей, чувств и поступков, короче говоря, семейной жизни! К тому же для меня у этого вопроса есть и практическая сторона. Я обязан учитывать реакции моих читателей. Герой книг Зейна Горта, неустрашимый доктор Вольфрам, неизменно верен своей единственной роботессе! На его пути то и дело появляется неотразимая Серебристая Вилия, но в конце концов он всегда возвращается к Золотистой Бланде, своей нежной супруге!
— Послушайте, Зейн, — вдруг спросила няня Бишоп, — а вам не приходило в голову, что мисс Румянчик старается выглядеть глупее, чем она есть на самом деле? Наши роботессы — женщины, я имею в виду, — иногда прибегают к такой уловке, чтобы польстить мужчине, который их интересует.
— Вы полагаете, что это возможно? — возбужденно спросил Зейн. — Клянусь святым Станиславом, вы правы! Огромное спасибо, мисс Бишоп. Теперь мне есть на что опереться.
— Не стоит благодарности. А ее пуританство пусть вас не тревожит. Все мы пуританки до поры до времени. Ну а теперь я должна заняться моими кругляшами. Пора их переставлять.
С этими словами она бросилась к яйцеглавам и принялась торопливо и без видимой системы переставлять их. При этом яйца всякий раз оказывались наклоненными иначе, чем прежде.