Нам выделили помещение, после чего отправили к парикмахеру. Всех остригли наголо. Потом нас отвели в баню. На вещевом складе выдали обмундирование. Не успел я разложить вещи, как было объявлено построение у оружейного склада.
Здесь я получил боевое оружие.
— Юзек, где взять тряпку? — спросил я командира отделения, моего коллегу по гражданке, с которым мы вместе приехали в Гдыню из Щецина.
— Не Юзек, а гражданин командир отделения, — ответил тот.
Я пожал плечами.
— Гражданин командир отделения, мне нечем чистить оружие.
— Достаньте тряпки и паклю. Ясно?
— Есть, — ответил я и отошел.
Тряпки и паклю я «одолжил» у товарища и с вычищенным оружием явился на проверку.
— Грязное, — констатировал командир отделения и приказал вычистить еще раз.
На следующий день мы направились на учебный корабль и вскоре вышли в открытое море.
Через несколько часов мы увидели порт. Десантное судно, стоявшее в отдалении, подошло к нашему кораблю на безопасное расстояние. Мы побросали в его трюм вещмешки и начали спускаться по штормтрапу туда сами. Чтобы никто не упал в воду, между бортами натянули рыбачью сеть. В этот момент мы были очень похожи на ползающих по земле раков.
Стало темнеть, когда закончилась погрузка. Десантное судно вошло в порт. Мы причалили к левому берегу канала, покинули судно и пошли в казармы.
Вскоре мы получили приказ вымыть спальные помещения, расставить железные шкафы, сложить обмундирование. Командир отделения все проверил и сказал, что мы можем идти спать. Для отдыха осталось всего четыре часа.
— Подъем! — раздался голос дневального роты. В утренней невозмутимой тишине он напоминал рев животного. Я вскочил с постели и начал одеваться.
— Приготовиться к зарядке! — крикнул дневальный.
— На зарядку! — повторил дежурный сержант.
Мы выскочили в коридор и встали в две шеренги.
— Не построение, а балаган какой-то, — холодно сказал командир отделения. — Разойдись!
Мы бросились врассыпную.
— Построение в коридоре! — раздалась команда.
Построились.
— Ну ничего, — вынес свой приговор командир отделения. — Напра-во… На выход — бегом… марш!
Мы как угорелые понеслись по коридору и высыпали на улицу. Здесь — новая неожиданность. Еще один командир отделения уже ждал нас. Мы построились в две шеренги.
— Напра-во! — раздалась команда. — Бегом марш!
Мы понеслись по улицам. Вот и лес. На полянке мы начали делать зарядку. Потом бегом возвратились в казарму. Осталось тридцать минут. Теперь надо было заправить койки и умыться. Дневальный скомандовал:
— Выходи строиться на завтрак!
Огромный зал столовой был заставлен обитыми клетчатой клеенкой столами, около которых стояли лавки.
Ели ячневую кашу, черный хлеб со смальцем, пили кофе. Я съел половину порции, когда старший матрос подал команду:
— Встать! Выходи строиться!
Топот сапог заглушил голос командира отделения.
Рысцой мы побежали в направлении казарменного корпуса, находившегося в нескольких десятках метров от столовой. Взбежали по лестнице и рассыпались по комнатам.
— Приготовиться к утренним занятиям! — раздалась команда дневального.
На складе оружия мы получили винтовки, противогазы, топорики.
У здания нас поджидал молодой офицер. Матрос, исполняющий обязанности помощника командира взвода, отдал рапорт подпоручнику. Тот подошел к нам и приветствовал словами:
— Здравствуйте, курсанты!
— Здравия желаем, гражданин подпоручник! — ответили мы.
— Сейчас приступим к строевой подготовке, — начал он. — Тема занятий: «Принятие основной стойки, доклад, подход к старшему начальнику и отход». Взвод будет разделен на три отделения, занятия будут проходить по отделениям, — закончил он.
Командиры отделений разобрали своих солдат. Я был в третьем отделении. Три часа мы изучали, как принимать основную стоику, как подходить к старшему начальнику, ходили строевым шагом.
Шли дни, недели…
Наш учебный корабль вошел на рейд Гдыни. Пришвартовались, спустили трап. С носа на корму я шел по правому борту и вдруг увидел заместителя командира корабля — высокого сухощавого капитана. Он остановился и спросил меня:
— Курсант, по какому борту идете?
Я молчал. Капитан, очевидно, понял, что я новенький, и сказал:
— На корабле установлено правостороннее движение. С кормы на нос надо идти по правому борту, а с носа на корму — по левому.
— Есть!
Вскоре у нас было новое перераспределение. Меня определили на штурманский факультет.
В середине декабря нас списали с корабля и расквартировали в только что выстроенном крыле училища. Помещения были большие, хорошо освещенные. Рядом находились аудитории, кабинеты, кафедры. Весь день мы проводили в здании училища. Выходили только на получасовые прогулки.
Прошла зима. Началась весенняя экзаменационная сессия. Майское солнце пригревало, а мы должны были зубрить штурманское дело, изучать корабельную службу, алгебру, тригонометрию и другие предметы. В середине июня экзамены кончились. Наступило время практики.
На буксире нас привезли на Хельский полуостров. Сойдя с буксира на берег, мы построились в колонну и направились в глубь леса. Шли медленно, увязая в песке. После нескольких минут ходьбы увидели палатки.
Нас распределили по палаткам. Мы внесли в них шкафы, железные койки, вещмешки. Начался новый этап учебы.
Планом курсантской подготовки предусматривалось плавание на «Искре». Нас доставили на палубу парусного судна. Судовой боцман указал нам помещения. Мы сложили матросские мешки в сундучки, получили подвесные койки. Вскоре раздался сигнал учебной тревоги. Экипаж разбежался, занимая места в соответствии с боевым расписанием. Судно бесшумно отошло от причала, выполнило поворот, чтобы взять курс на Гдыню.
Судовой боцман во время рейса раздал нам инструкцию, с которой мы должны были немедленно ознакомиться. В ней объяснялось, что следует делать во время тревоги.
Гдыня — типичный портовый город. В течение двух дней мы грузили продовольствие, запасались пресной водой, произвели генеральную уборку судна. Мы готовились к рейсу, во время которого должны были посетить все крупнейшие польские порты.
Во второй половине июля пришел приказ выходить в море. По сигналу учебной тревоги мы бегом заняли свои места. Командиры докладывали о готовности на главный командный пункт.
Загудел двигатель. «Искра», блестевшая чистотой и белизной, отходила от пирса. Мы миновали волнорез, подавая на наблюдательный пункт свои опознавательные знаки. В открытом море дул сильный ветер. Гдыня осталась позади. Вдруг раздался сигнал: «Тревога — поднять паруса».
Мы рассыпались по палубе.
Командиры подгоняли нас и докладывали на главный командный пункт:
— Фок готов!
— Грот готов!
— Бизань готова!
— Поднять паруса! — последовала команда.
Мы бросились к фалам. При каждом движении раздавался свисток боцмана.
В соответствии с боевым расписанием при команде «К парусам!» я снимал чехол с компаса, стоя на подветренном борту. Вдруг ко мне подскочил среднего роста молодой подофицер и крикнул:
— Уходи на наветренный борт!
Стоя на наветренном борту, я обернулся и увидел, что подофицер стоит на подветренном. «Меня выгнал, а сам занял мое место», — подумал я. Шквал ударил в паруса. Вдруг на судне раздались короткие гудки. Кто-то крикнул: «Человек за бортом!»
— Спустить паруса! — раздалась команда.
По судну пронеслось, что за бортом оказался мой командир.
Через несколько секунд тонущему был сброшен спасательный круг, однако ветер и волна гнали его в другую сторону.
— Право руля! — раздалась очередная команда.
Судовой боцман приготовил шлюпку для спуска на воду. Когда она коснулась поверхности воды, матросы налегли на весла. Полкабельтова отделяло нас от тонущего боцманмата[16], когда он вдруг ослабел и стал погружаться в воду. Потерял сознание. Еще двадцать метров… десять…
— Чем его выловить? — закричал кто-то.