Вечером накануне, остановившись для ночлега на очередной станции, Брайди прогулялась до ближайшего холма, который издали казался окутанным нежнейшей бархатной дымкой лилового цвета. К удивлению своему она обнаружила, что всю эту призрачную красоту создавали маленькие маргаритки, разросшиеся пушистым ковром. Их крошечные сиреневатые лепестки веером окружали точечные желтые сердцевинки. Каждый из этих цветков едва ли достигал четверти дюйма в диаметре. Брайди сорвала один цветок, чтобы получше его рассмотреть. Но цветок оказался таким нежным, что тотчас завял в руках девушки. И она испытала сожаление из-за этого.
Да, это была суровая земля, но она не была лишена своей, пусть неброской, красоты. И Брайди начала понемногу понимать, за что тетушка Мойра так любила этот край.
Мистер Мэттсон, не питавший к здешним местам ничего, кроме ненависти, разговорился с мистером Апджоном, который, хотя и не имел своего мнения относительно Аризоны, но был не прочь послушать попутчика. Апджон, занимавшийся продажей рабочего инвентаря для рудников, присоединился к путешествующим на станции Индиан Темпл вместе с миссис Барнс, направлявшейся в Хопи Уэллс к своей дочери. С прибавлением новых пассажиров в дилижансе веселее не стало, а вот теснее — несомненно. Тем более, что миссис Барнс оказалась женщиной далеко не миниатюрного телосложения и, к тому же, у каждого вновь прибывшего был багаж, который размещался, к неудобству остальных, внутри экипажа.
Ник сидел напротив Брайди, и когда бы она ни взглянула на него, неизменно ей улыбался. Она тоже улыбалась в ответ, но тут же отводила взгляд, чувствуя, что мгновенно начинает краснеть.
Мэллори все больше и больше нравился девушке. Он покорил ее своей добротой, вниманием, тактичностью. Казалось, его общество благотворно действовало на Брайди. Например, она заметила, что в последние дни стала более сдержанной на язык, и хотя приписывала это, скорее, усталости от путешествия в экипаже, чем какой-либо другой причине, но постоянное присутствие Ника рядом с нею, играло не последнюю роль. Конечно же, она еще ни разу не отпустила в адрес своего нового друга какое-либо колкое, язвительное замечание — для этого просто не было оснований. Ник всегда был внимателен, вежлив, любезен: открывал перед нею двери, придвигал стулья, помогал подняться или выйти из экипажа. И те несколько раз, когда соприкасались их руки или колени в тесном дилижансе…
Нет. Нельзя об этом!
Почему, думая о Нике Мэллори, гордая и высокомерная Брайди таяла, как обыкновенная школьница? Неужели, всему причиной то, что она наблюдала за ним в поезде из окна спальни? Каким образом он вскружил ей голову? Ведь она даже видела его во сне!
Девушка пыталась утешить себя тем, что внешне ее сердечные томления никак не проявлялись, по крайней мере, она на это надеялась. Она абсолютно была уверена, что всегда держала себя в руках.
«Старая дева, — твердила себе Брайди, — которая вполне МОЖЕТ ОБОЙТИСЬ БЕЗ МУЖЧИН, НЕ ДОЛЖНА, завидев их, ТЕРЯТЬ ГОЛОВУ!»
Она почти убедила себя, что это внезапное увлечение вызвано не чем иным, как теснотой экипажа, в котором они ехали с Ником и в котором успели подружиться. Через несколько минут дилижанс прибудет в Потлак. Там, наконец-то, она выйдет из опостылевшего экипажа, распрощается с попутчиками и отправится искать свой отель, где ее ждут более важные дела, чем общение с этим приятным во всех отношениях джентльменом.
— Вот мы и приехали! — Ник взглядом указал за окно.
После того, как целых три дня они с черепашьей скоростью ползли в горах, а на четвертый день мчались во весь опор по бескрайним просторам равнин, экипаж вот уже полчаса медленно взбирался куда-то вверх. Зигзагообразная дорога поднималась по крутому склону холма, который, как сообщил Ник, называется Вермиллион Хилл. Хотя эта маленькая — по восточным стандартам — гора и не была столь голой, как та пустыня, по которой они ехали позавчера, растительность ее все же нельзя было назвать пышной. Среди огромных валунов, покрывающих склоны холма, торчали островки грязно-зеленой травы. Меж темных камней и красноватого песка прятались корни нескольких кипарисов с искривленными стволами и могучими кронами, нависающими над быстрым горным ручьем, мимо которого проезжал теперь экипаж.
Вдали Брайди разглядела несколько зданий, расположившихся на крутом склоне холма, и, по всей видимости, многое повидавших на своем веку. Здания эти, протянувшиеся вдоль дороги в ряд, образовывали такие же петли, что и дорога, отчего издали казалось, будто они громоздятся друг на друге. Это зрелище напомнило Брайди древние греческие деревушки, прилепившиеся к склонам утесов: она проплывала мимо таких деревушек в канун восемнадцатилетия, когда тетушка Мойра пригласила ее в путешествие по Европе. Однако, те экзотические, залитые солнцем, домики навевали романтическое настроение своей античностью и тем фактом, что ей никогда не придется жить в одном из них.