— Будь проклят этот сукин сын! — процедила Консуэла сквозь зубы и швырнула в стену первую попавшуюся ей под руки тарелку. — Будь проклят он сам и его тощее бледнолицее пугало!
— Дочка? — раздался из соседней комнаты сонный голос. — Это ты, моя птичка?
— Я, папа. Спи.
Он снова пьян. Это можно было понять по его голосу. Хотя, такое состояние для ее отца было обычным. Что еще остается делать в этом жалком городишке, как не пить?!
Консуэла едва не упала, споткнувшись о вещи, которые принес сегодня днем Ник. Потирая ушибленную ногу и рассыпая проклятия, она добралась до своей постели и сбросила с себя одежду.
Обнаженная, легла она поверх одеяла, расслабляясь всем телом под приятно прохладным ночным ветерком.
«Я еще покажу этому Слоану, — думала Консуэла. — Я его уничтожу. Закопаю по шею в песок и оставлю голову на растерзание грифам-стервятникам! Я скормлю его муравьям! А этой дохлячке сверну ее хлипкую шею! Они оба еще много раз пожалеют, что так обошлись с Консуэлой Мондрагон!»
И только потом на лице Консуэлы появилась улыбка.
Ник должен придти за лошадьми в четыре. Он сказал, что сумеет позаботиться о Таггарте Слоане. Правда, не совсем понятно, как можно отомстить человеку, позаботившись о нем? До нее иногда не доходил истинный смысл американских выражений. Возможно, Ник не захочет закапывать Таггарта в муравейник, но в том, что кара будет страшной, можно не сомневаться. И поэтому она должна во всем помогать Нику. Консуэла просто обязана приложить свою руку к этой мести.
Впрочем, и Мэллори не так уж плох. Когда-то, много лет тому назад, она даже любила его. Любила так, что подарила ему свою девственность, которую считала в то время большой ценностью. И только позднее, когда Ник уехал, она поняла, что быть женщиной намного выгоднее: можно получать удовольствия, зарабатывая при этом кучу денег.
А теперь Консуэла решила ехать вместе с Ником.
Поначалу, увидев Таггарта на улице с той женщиной, она была буквально ослеплена яростью. Но чувства, бушевавшие в ее душе в данный момент, казались посильнее той ярости. Обида, возмущение, униженность и страстное желание отомстить пожирали Консуэлу. Если Ник собирается свести счеты с Таггартом, то она должна помогать ему во всем с самого начала. А там, может быть, кто знает, она навсегда останется с Ники. Ведь он довольно хорош собой, к тому же, судя по его одежде, у него водятся деньжата. Что еще надо? Если очень постараться, то можно снова полюбить этого парня.
Замерзнув, она натянула на себя одеяло. Грубая шерсть неприятно колола голое тело.
Да, Ник, в самом деле, не так уж и плох. Возможно, Консуэла даже простит ему то, что он оставил ее тогда, много лет назад. Это было необходимо из-за семейных обстоятельств, — так объяснил он свой отъезд. А письма не писал потому, что знал: она не будет их читать. Ник долго просил у нее прощения и сказал, что Консуэла ничуть не изменилась с тех пор и осталась, по-прежнему, очень красивой. Mi corazуn [16] — так называл ее Ник, когда они занимались любовью под храп ее пьяного папаши, спавшего в соседней комнате. MI CORAZУN, мое сердце.
Когда же, наконец, он придет за лошадьми?
Натянув одеяло до подбородка, Консуэла сжала в ладони одну из своих грудей. Ник был хорошим любовником. По крайней мере, лучше многих. Хотя и не таким изобретательным и страстным, как Таггарт.
Решено, она едет вместе с Ники. Станет ему верной подругой и помощницей.
Оставив грудь, рука Консуэлы скользнула ниже. Да, она будет помогать, она будет полезна ему. «И к тому же, — размышляла Консуэла, лаская свое нежное тело, — если я не поеду, то, вполне возможно, уже никогда не увижу наших лошадей».
ГЛАВА 16
— Разве этих доказательств недостаточно? Или вы, поверите в мой рассказ только после того, как меня убьют? — Брайди раздраженно поджала губы. Выражение досады появилось на ее лице уже не в первый раз за время их разговора, и она испытывала невероятную усталость, пребывая в состоянии напряжения, вот уже много часов.
Тага Слоана, казалось, невозможно было прошибить ни вескими доводами, ни саркастическими замечаниями. Он вежливо выслушал все, что рассказала ему девушка и, словно карточные домики, разрушил большинство ее версий.
Брайди была охвачена самыми противоречивыми эмоциями: злостью и возбуждением, растерянностью и усталостью. Все это ей совсем не нравилось. Будь она сейчас маленькой девочкой, она оставила бы свои доводы в покое, бросилась на пол и молотила бы по нему руками и ногами. Но, к сожалению, все, что Брайди могла сделать сейчас, это — глубоко вдохнуть и, в сотый, наверное, раз пожалеть о том, что у Таггарта расстегнута на груди рубашка.