— Вот что, товарищ Назаров. Нужны минеральные удобрения — берите, нужен трактор — берите, берите все, что вам необходимо. А с завтрашнего дня берите в руки и командование — будете замещать меня.
— Вы это серьезно? — опешил Назаров.
— А как же? Кто-то должен остаться вместо меня?
— Как будто люди перевелись...
— Людей много. Но ваша кандидатура самая подходящая.
— Если я только свою телегу буду тянуть, и то большое дело.
— А если немного потянете и мою телегу, выбьетесь из сил?
— Есть много энергичных ребят. Вот и оставьте одного из них.
— Боитесь ответственности?
У Назарова от этих слов покраснела голая макушка. Он долго молчал, опустив голову, потом тихо произнес:
— Ладно, поезжайте. Как-нибудь уж сделаем, чтобы ваше отсутствие на колхозных делах не отразилось.
— Еще одна просьба. — Шербек вынул из ящика стола листок бумаги и ручку. — Вы, видимо, знаете, что породистых овец «рекорд» мы пригнали с гор и уже пятнадцать дней кормим отрубями. С послезавтрашнего дня мы должны перевести их на новый рацион. Напишу и оставлю. Поручите Мансуру, он сделает, но все-таки лучше, если проследите сами. И еще одно...
На улице уже стемнело, зажглись лампочки, а просьбы все не кончались.
Не прошло и недели после отъезда Шербека с бригадой, как по кишлаку пронеслась весть: «Усатый Туламат подстрелил кабана». В этот вечер Туламат собственной персоной заявился в чайхану на берегу сая. Наступила осенняя прохлада, поэтому чаевники, отказавшись от деревянного настила под открытым небом, забились в помещение.
Парни, сидевшие на коврах, поспешили потесниться, освобождая почетное место для Туламата.
— Туламат-ака, сегодня усы у вас блестят по-особенному, — шутливо заметил один из них.
— Наверно, кабанье сало попало, — поддержал второй.
Все расхохотались.
— Вы что, пренебрегаете мясом кабана? — Туламат обвел презрительным взглядом собеседников. — А вы историю изучали?
— Разве в книгах написано, чтобы ели дикого кабана? — спросил кто-то.
Снова поднялся смех.
— Написано! — серьезно сказал Туламат. — Пятьсот-шестьсот лет тому назад сыновья шаха специально выезжали охотиться на кабанов. Подстреленных кабанов целиком зажаривали на вертеле и ели. Тоже мне грамотеи! Вы Навои-то читали?
Все промолчали, чтобы не показать себя невеждами.
— Туламат-ака, но вы же не съели один целого кабана, половина-то хоть осталась? — спросил высокий, плечистый парень.
— Опоздал, душа моя. Сказал бы раньше — оставил бы ляжку.
— Не может быть, есть еще, наверное, какой-нибудь кусочек?
— Да что я буду врать тебе, братишка? А какой был кабан! Верблюд еле-еле поднял его, всю дорогу стонал, бедняга. Чувствую, не дойдет до Аксая. Свернул на рудник. Сдал в мясную лавку. Вмиг расхватали.
— Э, жаль, хотел угостить приятелей!
— Угощение устроим в горах. Вот деньги, — Туламат похлопал по разбухшему поясному платку. — Точно, копейка в копейку, три тысячи. В честь окончания постройки конюшни устроим угощение для всей бригады. Тебя тоже приглашаю. Завтра вместе закупим все, что нужно, погрузим на одногорбого и отправимся. Ну как?
— Ничего, но...
— А что «но»?
— Боюсь, Туламат-ака, будут потом говорить в Аксае, что я ел свинью...
От смеха парней задрожали стекла в окнах чайханы.
— Признайтесь, Туламат-ака, наверное, из денег, вырученных от продажи свинины, принесли подношение праху Гаиб-ата? — сказал кто-то.
Туламат разозлился не на шутку, хотел встать и уйти, но парни схватили его за полы халата, стали успокаивать.
— А правда, что вы кабана живьем поймали?
— Еще говорят, что, когда кабан стал улепетывать, вы догнали и вскочили на него верхом?
— Это не я. Отец Джанизак-аксакала.
— Да Джанизак-аксакал сам человек в летах, как же его отец мог поймать кабана?
— Хей! Да когда был таким парнем, как ты!
— И он действительно вскочил верхом на кабана?
— Что ж, по-твоему, я сочинил это? Сам слышал от Джанизак-аксакала. Как-то ночью его отец услышал странные звуки. Вышел во двор. Кто-то хрипит в хлеве. Подумал: наверное, с коровой что-нибудь, и бросился к хлеву. Только подбежал — что-то выскочило. Чтобы околеть этой корове, с каких пор стала бодаться, — и бросился следом. Догнал и вскочил на спину. Смотрит — в руках не рога, а уши кабана! А кабан летит как пуля. Он подумал: «Эх, будь что будет!» — и стал крутить кабану уши. Тот ошалел от боли и бросился в речку. Сам тяжелый, да еще человек на нем — задохнулся в воде. Отец Джанизака так до утра и сидел в реке верхом на кабане. Утром люди увидели и вытащили обоих.