— Не забудь захватить брезент!
Примерно за десять дней управились с обследованием не только крупного рогатого скота, овец и коз, но даже собак. Попутно принимались меры против бруцеллеза. Однако, к великой досаде, предсказание ветеринарного врача оправдалось: после девостации овцы стали слабыми, словно изможденные люди, таяли на глазах. Среди стариков поползли разговоры о том, что у нового председателя тяжелая рука, при случае всплывали затихшие было сплетни о событии с Кузыбаем. Все это, произносимое на задворках, конечно, доходило и до Шербека. Он старался не обращать внимания, но в душе мучился, страдал. Тяжело было в эти дни Шербеку, да и всем, кто по-настоящему болел за колхозное дело. А тут еще пришлось, сжав челюсти, открыть двери колхозного амбара: овцам стали выдавать повышенную норму. Шербек отчетливо представлял себе, чем кончится эта щедрость: каждый килограмм кормового зерна в колхозе на счету. Если скормить то, что положено на завтра, то в самый разгар окота в амбарах будет гулять ветер.
Однажды, возвращаясь со свинофермы, он увидел, что снизу, из кишлака, с трудом шагая по глубокому снегу, поднимаются четыре человека. Одного из них он сразу узнал по раскачивающейся походке: ветеринарный врач. А кто же рядом с ним? Кожаное пальто, в руках длинная палка. Длинная белая борода по грудь. «Да это же профессор Яткин!» Профессор тоже узнал Шербека, замахал рукой. Шербек бросился навстречу, ему вдруг стало легко и радостно, как будто все печали, все заботы отошли в прошлое.
— Петр Филиппович, дорогой мой учитель!
— Хотя вы меня и не звали, я прибыл, товарищ председатель.
— Не знаю, как мне вас благодарить, профессор!
— Хотели приехать всем институтом, да вы, кажется, уже без нас тут справились.
— Борьба еще не окончена, учитель...
— Слышал, — Петр Филиппович мельком взглянул на ветеринарного врача, — слышал, дорогой мой. Но тот, кого вы победили, самый свирепый... — Петр Филиппович, щелкая пальцами и двигая длинными густыми бровями, искал узбекское слово.
— Дахшатли...
— Да, дорогой мой, самый свирепый противник. Отразив его атаку, вы подорвали силы противника, а это главное! А теперь пойдемте посмотрим, что делается в изоляторе.
Осматривая изолятор, профессор остановился у деревянной бадьи с солью, перемешанной с лекарством. Удивленно качнув головой, он обратился к Шербеку:
— Дорогой мой, вы сами-то знаете, что сделали?
Шербек не понял, о чем идет речь.
— Этот метод приносит и пользу и вред, — сказал ветеринарный врач беспрекословным тоном.
Шербек нерешительно поддержал:
— Вы же слышали...
— Нет, дорогой мой, вы до сих пор, видимо, не осознали, что вы сделали, — сказал Петр Филиппович, пристально глядя на Шербека. — До того, как прибыть сюда, мы зашли в вашу бухгалтерию. В прошлом году на обработку одной овцы в целях профилактики против гельминтоза израсходован один рубль... и сколько копеек, Василий?
Молодой парень с курчавой светлой бородой на худом лице вынул из кармана тетрадку, заглянул в нее и сказал:
— Один рубль и тридцать пять копеек. Всего...
— Да, на одну овцу дополнительно израсходовано рубль тридцать пять копеек. Всего более шестидесяти тысяч. Эта затрата на тяжелый ручной труд: каждой овце запихнуть в рот лекарство, не считая стоимости самого лекарства. Благодаря вашему методу затраты сократились в три-четыре раза. Если распространить и освоить ваш метод по всему Союзу, то знаете, сколько экономии получат колхозы и совхозы? Миллионы. Да, дорогой мой, миллионы! Все, что вы делаете, запишите, и выводы по этим вашим опытам обобщите. Ведь это же целая самостоятельная научная работа, дорогой мой! А какое практическое значение! Пишите. Обязательно пишите.
— И вреда будет не меньше, — бросил ветеринарный врач.
— Да, вы говорили, помню, — обернулся Петр Филиппович к ветеринарному врачу. — Правильно, фенотязин действует на овец так, что животные худеют, слабеют. Но знаете почему? — Видимо, профессор не хотел смущать врача, поэтому ответил сам: — Лабораторные анализы показывают, что фенотязин не только убивает гельминтозы, но и увлекает за собой частицы меди в организме. Если мы к фенотязину и соли прибавим еще медного купороса... как по-узбекски...
— Тутёи.
— Да, да, если прибавим тутёи.
Бывает, путник, заблудившийся в ночи, увидит огонек и спешит к нему. Для измучавшегося в сомнениях Шербека слова Петра Филипповича стали этим огоньком в ночи.
Сделали так, как сказал профессор. Результатов опыта ждать пришлось недолго. Через неделю, а может, и меньше, хилые овцы вдруг ожили. Сколько ни клади сена — все мало, роют копытами снег и подъедают до корня даже колючку. Шерсть, висевшая на них лохмотьями во время болезни, разгладилась, засверкала.