Одна лишь мысль об этом славном месте, о море и лете заставила Элизу улыбнуться.
– Будь я настоящей птицей, – сказала Элиза, почёсывая Диггори за ушами, – я бы сейчас же улетела на крыльях из этого города прочь прямиком на пляж. – Её грудь наполнилась теплом от одной лишь мысли о дрейфующих серых облаках и холодном песке. – Я бы нашла бабулин синий домик у моря и провела бы с ней все зимние каникулы. А ещё… Мне бы пришлось есть червей, будь я птицей, – она вздрогнула. – Лучше стать такой птицей, которая может по волшебству превращаться в человека. Не могу же я всё время есть червей.
Кот свернулся клубком на коленях Элизы, погрузившись в четырнадцатый по счёту дневной сон под убаюкивающий голос девочки.
– У бабули Моры я больше чувствую себя дома, чем в этой квартире, хотя на самом деле это и есть мой настоящий дом, – сказала Элиза, поглаживая Диггори по спине. – Это странно?
Диггори начал мурлыкать. Или храпеть. Элиза не всегда понимала разницу.
– Быть может, всё дело в том, что тот дом настоящий, с фундаментом, – сказала она. – У него старые трубы, которые рычат и булькают, стоит только включить душ. А ещё в нём всегда пахнет печеньем, можно услышать шум океана, открыв окно, а не гудки и злобных голубей, как здесь. Всамделишный океан – это сила!
Услышав это, кот открыл глаза.
– А ещё, – продолжила девочка, – у бабули есть настоящий двор c деревьями, красными кардиналами, подсолнухами, почтовым ящиком и прочей всячиной. Разве не круто доставать почту из настоящего почтового ящика, а не из серебристой коробки в лобби? Ты же знаешь, что письма заставляют моё сердце биться чаще, да, Дигс?
Диггори знал. А ещё он знал, что у Элизы Грей в тот момент были три навязчивые идеи: красные леденцы в форме русалок, ламы и письма. Настоящие письма, написанные от руки и запечатанные в конверты. У Диггори была лишь одна навязчивая идея: еда. А ещё сон. Он встал, потянулся и зевнул так, что Лиззи почувствовала запах рыбы из его пасти.
– Фу, – засмеялась она. Потом выглянула в окно и увидела бумажные звёзды-фонари, которые подмигивали ей. – Я, конечно, люблю эту улицу. И город люблю. Но я не чувствую, что… это мой дом. Не всегда. Особенно когда праздники близко.
Элиза пересчитала только те окна на другой стороне улицы, в которых не было фонариков. В одних окнах горели красно-зелёные гирлянды, в других светились семисвечники. Через прозрачные шторы в одном из домов она смогла различить размытое мерцание гирлянды на ёлке.
Вы, наверно, подумали сейчас, что синеволосый музыкант должен был петь рождественские песни. «Может, он очень скучает по кому-то?» – размышляла Элиза. Иногда он пел любимую песню её бабушки «За морем». Она была написана в шестидесятые. В такие дни Элиза останавливалась, чтобы послушать.
– Моё место у моря, – сказала Элиза коту. – Это всё, что мне нужно. Я чувствую это в самой глубине души. Там, где всё имеет смысл. Понимаешь?
Она дотронулась кончиками пальцев до холодного стекла. Ветер перекатывался по внешней стороне окна, заставляя раму дребезжать. Он тоже хотел прикоснуться к Элизе.
– Иногда ветер шумит как океан, – прошептала она, ещё сильнее прижав лицо к стеклу. – Если хорошенько прислушаться, можно услышать, как он зовёт меня по имени.
Дрррр!
Услышав звонок в дверь, Элиза вздрогнула и едва не упала с подоконника. За звонком последовало уверенное «тук-тук». Мама ещё не должна вернуться с работы, должно быть, это…
– Рождественская почта! – раздался приглушённый голос из-за двери.
– О, боже, письмо! – радостно закричала Элиза. Прогнав кота с коленей и запрыгнув в тапочки в виде кроликов, она побежала к двери со всех ног. Посмотрела в глазок.
– Здравствуйте, мистер Ригли!
– Здравствуйте, мисс Грей, – улыбнулся почтальон. От холода у него раскраснелся нос. Толстый шарф почти полностью прикрывал ему рот. – У меня особая посылка для вас. В инструкции было сказано, что я должен вручить её лично.
– Наверное, это от моей бабули Моры, – сказала Элиза, вытянув руку с леденцом вверх. – Она присылает с острова леденцы в коробках. Мистер Ригли, вам доводилось пробовать леденцы в форме русалок? Если попробуете, ваша жизнь поделится на «до» и «после».
Декстер Ригли коротко усмехнулся и протянул Элизе планшет с ручкой:
– Иногда жизнь делится на «до» и «после» из-за одного письма. Поэтому я так люблю почту.
– В этом мы с вами похожи, – вздохнула Элиза. Положив руку на сердце, она продолжила: – Вы же знаете силу написанного от руки письма.
Мистер Ригли кивнул, осмотрев коробку.
– Эта коробка пришла с островов. Через всю Джорджию прямиком в Атланту. Кажется, она пролежала ночь на почте. А ещё она вся покрыта наклейками с ламами.