«Впрочем, так и должно быть. Со своими лицедейством заниматься не стоит, можно показать и истинную сущность», — понимающе вздохнул Денис, и доходчиво объяснил:
— Раньше, очень много лет назад, по этой узкой долине протекала Синяя река. Ну, не совсем река — в нашем обычном понимании. Здесь, на Шпицбергене, реками называют ледники. Медленно двигается такой ледник по горной долине, практически — течёт…. Зимой может остановиться, «уснуть», весной снова «проснуться», а летом опять потечь вперёд — со скоростью несколько метров в сутки. Вот такие «ледяные черепахи» и ползают по здешним островам…. Понятное дело, что летом, когда лёд активно тает, по ледяной поверхности и потоки настоящей воды устремляются к морю. Только и талая вода очень лениво стекает вдоль тел ледников, совершенно бесшумно, безо всякого хрустального звона и иных звуков…. Очень уж они молчаливые — эти ледяные реки. Пока я всё понятно излагаю?
— Очень доходчиво, — коротко и серьёзно кивнула головой девушка. — Можно даже чуть покороче, без излишних лирических отступлений.
«Вот бы Лаврентий Павлович порадовался такому ответу!», — некстати умилился Денис.
— Так вот, Синяя река приказала долго жить много лет тому назад. То есть, «скончался» ледник, весь лёд — без остатка — скатился в море. А последний километр Синий долины, он строго горизонтальный…. Теперь представьте себе идеально ровную площадку со следующими размерами: девятьсот метров в длину, девяносто метров в ширину. Лучшего места не найти: с двух сторон площадку окружают высокие неприступные скалы, с третьей — море, где военный (или — транспортный) корабль будет стоять вплотную к берегу (там невысокий обрыв и глубина — метров семьдесят), с четвёртой стороны — резкий поворот Синей долины. С охраной также нет никаких проблем: вдоль долины расставляются часовые, с высоких скал они всю округу на много километров будут чётко просматривать, никому туда не подойти незамеченным.
— Да, действительно, идеальное место, — согласилась Анхен и тут же забеспокоилась: — А как же вы туда проберётесь? Это что же, получается, что задание невыполнимо? Ничего сделать нельзя?
Вот он и получил прекрасную возможность реабилитироваться в глазах своей юной напарницы — за прокол с ханжескими взглядами на взаимоотношения полов.
— Для опытного человека — абсолютно все задания выполнимы, — глубокомысленно изрёк Денис, надевая на физиономию высокомерную маску графа Монтекристо. — Я поступлю очень просто: прибуду в Синюю долину раньше этих испытателей на неделю-полторы, тщательно спрячусь в укромной пещере, заложу вход, замаскируюсь, оборудую место для скрытой съёмки, ну, и так далее…. Извините, но не хочу раскрывать все свои профессиональные секреты…
— Конечно, конечно, — потерянно проговорила Анхен.
Он с удовольствием отметил, что щёки девушки слегка порозовели, а взгляд стал гораздо менее уверенным.
— Знаете что, милая Анхен, — Денис решил проявить благородство. — Мне очень нужна ваша помощь.
— Всё, что угодно! — горячо заверила девушка, преданно заглядывая ему в глаза.
«А ведь, похоже, что она действительно в меня втюрилась!», — недовольно (или — довольно?) усмехнулся про себя Денис…
Представление было разыграно как по нотам: с чувством, толком и расстановкой. Через два дня после своего внезапного заболевания Денис был выписан из больницы, ходил по Лонгьиру стариковской шаркающей походкой, весь бледный и несчастный из себя, жалуясь каждому встречному и поперечному на головокружение и общую слабость.
А ещё через недельку, во время празднования в Офицерском клубе дня рождения герра фрегаттенкапитана, он незаметно для окружающих проглотил круглую розовую таблетку, вручённую ему накануне напарницей.
Последствия не заставили себя долго ждать: обильная рвота — прямо за праздничным столом, несимпатичные судороги, сдёрнутая на пол скатерть, разбитые фужеры и тарелки, опрокинутые бутылки с дорогими коллекционными винами, и, в качестве достойного финала, глубокий обморок, сопровождаемый разбитой до крови головой.
Неприятны были Денису такие дешёвые фокусы, да ничего не попишешь: интересы дела, как известно, превыше всего…
На следующий день дверь его палаты приоткрылась, и в образовавшейся щели показалась физиономия Лукаша Пушенига.
— Входите, дорогой оберштурмбанфюрер, входите! — усталым и недовольным голосом попросила Анхен, изображая из себя усердную сиделку, честно продежурившую у постели больного всю долгую ночь.