— Да! То есть нет! Это… это был счет, который я разорвала по ошибке. Посмотрите, может, его бросили в корзинку для бумаг, прошу вас!
— Но здесь ничего нет, только салфетка, которой стирали помаду, — ответила Джульет, бросив взгляд на блестящую корзину для мусора. Слегка озадаченная беспокойством Рэчел, она наклонилась к ней. — Вы точно помните, что бумага была? Из какого магазина этот счет?
Рэчел прикусила губу.
— О, я полагаю, это действительно неважно, — сказала она уже спокойнее. — Не обращайте внимания, забудьте о моей просьбе, Джульет. Который теперь час?
— Только что пробило восемь. Дорогая, вам следует подкрепиться. Не хотите ли выпить чашку чая?
— Да, но только после того, как я приму ванну. Дайте мне руку и помогите подняться с кровати. Щиколотка у меня болит так, словно я ее сломала.
— Вам страшно повезло, вы ее не сломали, а просто-напросто очень сильно растянули. Возможно, не сможете ходить еще несколько дней, — сообщила Джульет. — Кроме того, вы еще и сознание потеряли, вот это был полет! Доктор Харрис должен приехать через полчаса. Он осматривал вас вчера вечером, но вам было слишком плохо, чтобы воспринимать окружающее.
— Нет, я помню, как вы разговаривали с ним, Джульет. А Найл? Он тоже был тут или уехал?
— Ну, конечно же, он был тут. Не думаете же вы, что он мог упорхнуть в такой момент? Похоже, вы просто не цените, какой у вас преданный муж, моя милая. Найл даже настоял на том, чтобы просидеть возле вас целую ночь, ему не верилось, что я смогу дежурить у постели не смыкая глаз. — Она бросила взгляд на часы. — Сейчас он пошел вздремнуть, но еще час назад сидел возле вашей кровати, как приклеенный.
Значит, Найл пробыл здесь со мной целую ночь? Рэчел была потрясена. Выходит, это был не сон, она помнит, что кто-то подносил к ее губам стакан с водой, держал за руку, когда боль в голове становилась совсем нестерпимой. Так значит, это был Найл! Боже, как же плохо ей было… Теперь она понимает — приснился кошмарный сон, будто она находится в больнице.
Вскоре появился доктор Харрис. Это был спокойный седой человек с блестящими карими глазами.
— Думаю, вам лучше все-таки съездить на рентген, миссис Хэррис, просто чтобы убедиться, что никаких повреждений у вас нет, — сказал он, осторожно ощупав ее голову. — Я совершенно уверен, что вы только сильно ушиблись, но рентген успокоит вашего мужа. Я договорюсь, чтобы сегодня же он отвез вас в больницу на обследование. Боюсь, что некоторое время у вас будет кружиться голова, но я оставлю еще таблеток, чтобы облегчить боль. Что касается щиколотки, то ноге на несколько дней надо дать полный покой и довольно часто менять компрессы. Да, и хорошо бы придерживаться жидкой диеты в следующие тридцать шесть часов, а есть можно хлеб с маслом, если вы проголодаетесь.
Когда Риетта принесла ей ланч — яйцо, взбитое с молоком и подслащенное медом, — Рэчел спросила горничную, не выбрасывала ли та обрывки бумаги с ее туалетного столика. Но Риетта ответила, что не входила в спальню с тех пор, как приготовила постель прошлым вечером.
— Никого тут и не было, кроме мистера Хэрриса, мисс Джульет да доктора, — сказала она.
Выходит, это Найл увидел и убрал разорванную записку? Что же он подумал, когда нашел клочки письма на туалетном столике? А что мог подумать любой человек в подобных обстоятельствах? Что жена не только тайно встречается с другим мужчиной, но и шпионит за частной перепиской своего мужа и заслуживает за это полного презрения. Вряд ли будет убедительной попытка защитить себя, настаивая, что у нее и в мыслях никогда не было шпионить за ним, и говорить, что она действовала, поддавшись какому-то импульсу, инстинктивно почувствовав, что записка таит в себе угрозу.
Нет, ты сама сознательно шла на конфликт. Если бы не тайные свидания с Бреном, эта записка никогда не была бы написана — вот что нашептывала ей совесть. И с какой стати Найл будет слушать твои извинения? Ты обманула доверие мужа и должна за это расплачиваться. И его презрение — это единственное, чего ты заслуживаешь. Господи, какая же я дура! Но… если Найл презирает меня, то почему же он ухаживал за мной прошлой ночью? — думала она, крутя между пальцами край простыни. Неужели он может поверить, что я способна увлечься другим человеком, ведь мы только несколько недель назад поженились?
К двум часам, когда Джульет прошла помочь ей собраться, чтобы поехать в больницу, Рэчел вконец расстроилась от своих мыслей. Боль в щиколотке, которую она вообще-то могла бы вынести, стиснув зубы, показалась настолько сильной, что слезы хлынули у нее из глаз.
— Мне так неудобно, я веду себя как ребенок, — пристыженно пробормотала она.
— О, ерунда, дорогая. Если бы я, как и вы, были вся в синяках, то от моих воплей даже крыша взлетела бы, — жизнерадостно заверила ее Джульет.
Она помогла Рэчел одеться и настояла на том, что поверх блузки и юбки ей необходимо надеть теплый шерстяной жакет. Затем Джульет вышла, чтобы передать Найлу, что они готовы, и спросить у бабушки, нет ли у той каких-нибудь поручений. Не успела она закрыть дверь, как из гардеробной вышел Найл.
— Привет, дорогая. Как ты себя чувствуешь? — Его глаза сияли теплотой. — Извини, что н痀 мог найти раньше повидать тебя, но я проспал до десяти, а затем мне пришлось отправиться на заседание комитета.
Голос его звучал совершенно нормально и так дружелюбно, что Рэчел растерялась и не знала, что подумать.
— О, вот как… — только и могла она сказать.
— Джульет передала мне, что голова у тебя сегодня получше, но зато нога разболелась. Бедняжка ты моя! Я постараюсь поднять тебя очень осторожно, но в первый момент может быть больно. Готова?
Рэчел кивнула и подготовилась. Найл подхватил ее одной рукой под колени, другой приобнял за талию и очень осторожно поднял со стула.
— Обхвати меня правой рукой за шею, вот так! Ну как? Тебе действительно удобно?
Найл усадил ее в машину и подождал Джульет, которая во время их поездки в больницу буквально не закрывала рта. Найл только время от времени пытался вставить словечко. Рэчел не произнесла ни звука.
И только на пути назад, когда Найл высадил сестру в Хэмилтоне, она нашла в себе силы поддержать разговор.
— Думаю, ты будешь рада снова лечь в кровать, правда? Должно быть, тебе здорово досталось, ты такая тихая сегодня, — проговорил он, когда машина притормозило на перекрестке.
— Да… да, пожалуй. Но это не только из-за моего падения, Найл. Пожалуйста… мне надо тебе кое-что объяснить.
Он ждал, пока иссякнет поток транспорта на поперечной улице.
— Не сейчас, Рэчел. Подожди, пока мы вернемся домой, будь добра. — Вот теперь в его голосе впервые прозвучала почти ледяная нотка.
Она не делала больше попыток заговорить с ним. Подъехав к дому, Найл позвал Риетту, чтобы та помогла лечь Рэчел в постель.
— Я скоро вернусь и выпью с тобой чаю, — пообещал он.
Однако прошло более получаса, после того как Риетта принесла чай, но Найла все не было. Каждая минута ожидания приносила ей все новые муки. Она начала спрашивать себя, уж не намеренно ли он мучает ее? Наконец он появился в тот момент, когда ее терпение готово было лопнуть. Объяснив свое длительное отсутствие важным телефонным разговором.
Найл поставил стул с прямой спинкой у кровати и попросил разрешения закурить.
— А теперь, — ровным голосом произнес он, — что ты собиралась так срочно обсудить со мной?
Рэчел заставила себя посмотреть мужу прямо в глаза.
— Наверное, ты уже знаешь, — сказала она дрожащим голосом. — Я… я прочитала ту записку, что была послана тебе, Найл. Я вытащила обрывки из мусорной корзины, сложила их вместе и прочитала. Они… они были на туалетном столике, когда я слетела с лестницы.
— Да, я знаю. Я увидел их тогда и уничтожил. Здесь где-нибудь есть пепельница?
— Есть одна на каминной полке.
Как он может спокойно сидеть тут и думать о таких пустяках, как пепельница, когда только что прозвучало подобное признание? Ведь я же сгораю от стыда, неужели он считает меня достойной всяческого презрения?
— О, Найл, я знаю, что ты, верно, думаешь обо мне. Но неужели же ты даже не попытаешься понять? — Дрожащий голос выдавал ее.