Теперь у нее появилось время подумать обо всем, что происходило в последние дни. Как ни странно, лишь Эгертон не вызывал у Пенны недоумения, хотя поведение мага и могло бы на первый взгляд показаться весьма непоследовательным: ведь он то спасал ее, то бросал на погибель, то держался чуть ли не враждебно, то вдруг, напротив, выказывал глубокую, искреннюю симпатию. Пенна понимала, что такое отношение могло быть продиктовано лишь одним: для Эгертона она оставалась исключительно интересным объектом для изучения. Если бы он счел это целесообразным, он бы недрогнувшей рукой препарировал ее, разрезал на кусочки и поглядел, что у нее внутри. Очевидно, Пенну спасло от вивисекции лишь одно обстоятельство - магу уже доводилось расчленять живых людей и ему для его изысканий попросту не требовалось вспарывать брюхо еще одному.
Что по-настоящему тревожило Пенну, так это неразбериха в крепости-тюрьме. Беспечные охранники-хедды, ненадежная решетка, яма, битком набитая заключенными… Что здесь происходит? Неужели все эти пленники действительно предназначены в жертву Ужасу Исхара? Троллоки действительно не скрывают своего преклонения перед этим жутким существом, пытаются задобрить его… Как будто Ужас Исхара можно задобрить.
И для чего здесь находится сама Пенна? Почему ее отпустили, доверили ей оружие, усадили на стену над воротами? От кого она должна защищать крепость?
Внезапно она услышала голоса.
Разговаривали двое. Сперва до девушки доносилось лишь невнятное гудение, но скоро она начала разбирать отдельные слова и фразы.
– Я перестану избегать солнца и стану выходить, когда захочу! - говорил один.
– Неужто ты скучаешь по солнечному свету? - вопрошал второй.
Первый тихо засмеялся:
– Меня мало интересует солнечный свет сам по себе. Никогда не верь россказням о ночных созданиях, которые якобы тоскуют по животворным лучам и зеленой травке… Все это сентиментальная чушь, не имеющая никакого отношения к реальности! Трава остается травой, и лично мне она милее в серебряном сиянии звезд… Слитые воедино мужчина и женщина, владыка и его владычица, - это невероятная свобода. От потребности избегать солнечных лучей, от потребности искать любовь, от необходимости в собеседнике… - Он помедлил, прежде чем закончить: - Возможно, это будет свобода от самого себя.
– О да, свобода, - медленно проговорил второй голос. - О да, я это понимаю. Я всей душой понимаю
это! Ну так слушай, я отдам тебе ту, которую ты вожделеешь, в обмен на помощь.
– Продолжай! - воскликнул Тзаттог (к тому времени Пенна уже узнала его голос и внимала его речам, дрожа от гнева и страха). - Продолжай, Хазред, я полон внимания. Почтительного внимания, если тебе угодно.
– Угодно, еще как угодно! - хмыкнул Хазред. - Я отдам тебе лучницу, и она падет в твои объятия, полная трепета… Но мне нужна небольшая армия…
– Ты получишь ее, - обещал Тзаттог. - Сотни преданных умертвий придут на мой призыв, и я брошу их на твоих врагов. Назови имена тех, кто должен быть уничтожен.
– Я желаю захватить город Ифу и стать там карикусом, - надменно произнес Хазред.
– О! - молвил Тзаттог. - А в Ифе об этом знают?
– Нападение будет внезапным.
– Как я слышал, карикус избирается советом жрецов.
– Жрецы вот уже пятнадцать лет не могут прийти к определенному соглашению. Престол карикуса успел остыть и покрыться коркой льда.
– И ты намерен растопить этот лед своей задницей?
– Что-то вроде того, - скромно признался Хазред. - Я пришел к выводу, что жрецов следует немного подтолкнуть в определенном направлении. Чтобы они приняли наконец правильное решение. Думаю, что с армией умертвий за спиной я добьюсь избрания.
– Почти не сомневаюсь в этом, но… Как ты намерен заплатить мне?
– Я уже сказал: я отдам тебе лучницу.
– Ты забываешь о главном условии - о добровольности.
– Я отдам ее тебе так, что она испытает самую добровольную добровольность на свете. Пора раскрывать объятия, Тзаттог, потому что она уже здесь. - Хазред повысил голос: - Пенна! Иди сюда! Я ведь знаю, что ты подслушиваешь!
Девушка выступила вперед, держа лук наготове. Она хмуро переводила взгляд с одного собеседника на другого.
– Я не вещь, Хазред, чтобы ты мог распоряжаться мною.
Серебряный доспех переливался, как перламутр, в мягком свете звезд.
Хазред широко улыбнулся:
– Разумеется, ты не вещь. Ты женщина, Пенна. Прекрасная молодая женщина, невзирая на твои неестественно длинные пальцы и прочие магические искажения. А теперь, умоляю, оторви от меня свои взоры и обрати их на того, кто сгорает от любви к тебе.