Незнакомец приблизился к Хазреду (на Гирсу и прочих он вообще не обратил внимания) и остановился.
Хазред надменно повернул к нему голову:
– Мы встречались?
– Не знаю, - спокойно отозвался незнакомец. - Тебе видней. Как, по-твоему, - встречались мы с тобой или нет?
– Назовись, - потребовал Хазред. Ему не хотелось отвечать прямо.
– Мое имя Эгертон, - молвил незнакомец, и вдруг на его одежде ярко вспыхнуло несколько изображений мантикоры.
– Тоа-Дан! - воскликнул Тзаттог, подходя. - Я знаю этот символ…
Эгертон окинул мимолетным взглядом внушительную фигуру принца-упыря и сразу же отвел глаза.
– Я пришел к нему. - Он указал Тзаттогу на существо в серебряном доспехе. - Я хочу говорить с ним. Дай мне время для беседы, это важно. Я не враг.
– Что ж, беседуйте, а я послушаю… - молвил Тзаттог. И чуть усмехнулся. - Я вижу, что ты мне не враг, можешь не беспокоиться и ничего не объяснять.
Маг из ордена Тоа-Дан опять посмотрел на принца-упыря, на сей раз задержавшись дольше. Что-то в его улыбке показалось Эгертону странно знакомым. У тоаданца вообще было не слишком много опыта в общении с порождениями тумана, особенно улыбающимися, однако сейчас в ответ на усмешку Тзаттога в памяти мага что-то отозвалось. И вдруг вся кровь отхлынула от лица Эгертона, от волнения он пожелтел, как старый пергаментный лист. Монстр в его глазах ожил и подобрался, словно готовясь к прыжку, и оскалил пасть. Эгертон глубоко втянул воздух ноздрями.
– Пенна! - прошептал он, не сводя изумленных глаз с принца-упыря.
«Я здесь, - уловил он голос девушки. - Я в безопасности. Я с моим господином. О, какое блаженство - быть его королевой!»
– Глупая девчонка, ты подарила ему такое могущество, о каком он прежде и мечтать не смел! - воскликнул Эгертон, мало заботясь о том, что его услышат Тзаттог и Хазред, да и прочие - любой, кто подойдет достаточно близко.
«Но я этого хотела - отдать ему все, чем владею… Мне не нужно никакого собственного могущества, никакой личной магической силы. Я хочу только одного - покоя, и он дал мне мой сладкий, мой вожделенный покой».
– В обмен на твою жизнь, на твою неповторимую личность, на твои возможности… Дура! - потеряв самообладание, закричал Эгертон.
«А ты? Как относился ко мне ты? Может быть, ты меня любил? Желал мне счастья? Тебя интересовали только мои возможности! Смешно даже представить себе такое! Все это время ты лишь наблюдал за мной, как за подопытным животным. Ты ставил свои эксперименты и смотрел, что получится, если причинить мне боль тем или иным способом, - звучал в мозгу Эгертона голос Пенны, он становился все более уверенным и громким и теперь уже заполнял все сознание мага. - Ты никогда не любил меня. А Тзаттог - он меня любит. Он со мной нежен. Я - его королева»
– Не стану отрицать, я не любил тебя и не относился к тебе с должным уважением, однако я никогда не посягал на твою личность, - ответил Эгертон угрюмо. - Впрочем, сейчас уже поздно что-либо делать. Ты лишилась физического тела. У тебя больше нет собственной воли. Глупая женщина. Ты могла… могла стать… - Он задохнулся и не смог продолжать.
А Пенна спокойно ответила:
«Я сделала свой выбор. Я предпочла мое собственное потаенное королевство всему миру. Если Тзаттог захочет, он завоюет для меня весь мир, но это меня не беспокоит. Меня больше ничто не беспокоит. Я счастлива».
– Да, - вздохнул Эгертон. - Ты воистину счастлива. Никогда не следует доверять женщине. Если даровать ей свободный выбор, даже самая гордая охотно выберет рабство.
В ответ на эту тираду Тзаттог вдруг протянул руку и провел кончиками пальцев по щеке Эгертона. В этой ласке было столько интимности, что Эгертон содрогнулся от отвращения.
– Никогда больше так не делай, - процедил он сквозь зубы.
Голос Пенны отозвался:
«Хорошо… Как прикажешь».
А Тзаттог хихикнул. Сейчас, в рассеянном свете сумерек, лицо принца-упыря выглядело женственно-прекрасным. И внезапно Эгертон понял: поглотив личность Пенны, принц-упырь приобрел не только ее способность существовать при свете солнца - и, возможно, унаследованное от матери умение сбрасывать старую кожу, когда она становится негодной, и вместе с ней избавляться от старых воспоминаний и шрамов. (Эгертон не сомневался в том, что принц-упырь найдет способ сберегать необходимые ему сведения и быстро восстанавливать память, если это потребуется.) Пенна передала своему возлюбленному еще и немалую толику женственности. При жизни Пенна никогда не мечтала о женской судьбе для себя. Она не представляла себя у очага, окруженной детьми, ласковой возлюбленной, хитрой любовницей, умной женой. Она всегда была дочерью десятка солдат, их общим ребенком неопределенного пола, меткой лучницей, талисманом отряда, единственной выжившей из всех.