Розенберг Джоэл
Серебряный Камень (Хранители скрытых путей - 2)
Джоэл Розенберг
Серебряный Камень
(Хранители скрытых путей - 2)
Пер. с англ. А. Уткина, С. Соколова
Это - мир, что лежит, незримый, неведомый, рядом с нашим...
Мир, коим правят великие Дома Огня, Камня, Неба и Воды... Мир, где
доселе живы древние боги, раздоры меж Герцогами Домов доселе
решаются в поединках - и по-прежнему превыше всего ценится
смертоносное искусство мастера клинка - воина-дуэлянта... Это мир,
в коем зреет Война богов. Ибо из мира нашего пришли в мир неведомый
люди, один из которых - Воин, Обещанный древним пророчеством. Воин,
чей меч способен изменить судьбу мира навсегда. Но... отчего Один,
Отец павших, вновь бродит по дорогам? Отчего стремится Он остеречь
затеявших битву Сынов Тюра - и помочь бойцам, явившимся из нашего
мира, не начать войну, но - остановить ее?..
ПРОЛОГ
ВОЙНА И СЛУХИ О ВОЙНЕ
Сумерки уж перешли в ночь,
Последний блик исчез.
Лошади в конюшнях,
А дети в колыбелях.
Но прежде, чем кончится день,
И прежде, чем он замрет,
Настанет Час Длинных Свечей,
Грядет Час Длинных Свечей,
Близится Час Длинных Свечей,
Настанет Час Длинных Свечей.
Народная песня
вандестов-мореплавателей,
которой обычно завершается день.
Ощущая добрую тяжесть отполированной рукояти в ладони, Харбард в неспешном вольном ритме рубил сверкающим топором дерево, отхватывая щепу и вдыхая смолистый запах.
Он мог бы призвать на выручку свои прежние силы и шутя прорубиться через чащобу, как некогда на поле брани прорубался сквозь толпы врагов, но уже давным-давно Харбард не имел такой охоты.
Нет, правда, диковинно - тот, кому нипочем было окунуться по пояс в кровищу, теперь не мог и дерева свалить.
Харбард изготовился нанести последний удар, на глазок прикидывая, куда упадет ствол. Древняя сосна оказалась непокорной - он чуть промахнулся, и дерево, протестующие заскрипев, повалилось. Комель задел Харбарда, угодив ему в плечо, выбил из руки топор и сбил навзничь самого лесоруба.
Сдавленное проклятие вырвалось у Харбарда как бы ненароком - ругань давно осталась в прошлом. Он поднялся, отряхиваясь, деловито ощупал плечо, делая вид, что совсем не больно. Следовало быть повнимательнее и не лениться - сумел бы этого избежать.
Стареем, подумалось ему. Ну да ладно.
Харбард поднял с земли топор и начал срубать ветви толщиной с руку, остановившись лишь в нескольких футах от вершины, там, где ствол стал заметно тоньше. Одним махом срубил верхушку и, опустив топор, принялся руками отдирать толстые лоскуты сырой коры, словно кожуру с банана. Славно вот так, мимоходом, взять да и свалить дерево, однако с корой дело обстояло потруднее - никак нельзя задеть нежную древесину лезвием топора. Харбард понимал, где требуется сила, а где - сноровка.
В считанные минуты ствол предстал во всей своей наготе, превратившись в обыкновенное бревно. Остатки коры и ветви, когда подсохнут, будут отличнейшей растопкой.
Дойдя до середины оголенного ствола, Харбард отступил на шаг к комлю, прикидывая на глаз толщину, после чего нагнулся и, крякнув от натуги, взвалил дерево на плечо. Ну и тяжелое же ты!.. С каждым разом все тяжелее вас таскать.
Босые ноги по щиколотку погрузились в утрамбованную землю ведущей вниз с холма к парому тропинки, огибавшей его хижину. Пара десятков бревен лежали в ряд крест-накрест на каменной ограде, подсыхая на солнышке; Харбард сбросил бревно в свежий рядок, деревянными клиньями сдвинув его чуть в сторону от остальных, и, подбоченившись, пригляделся.
Не хватит ли? Поддерживать паром в порядке - значит своевременно заменять подгнившие бревна. А кто знает, когда подгниют бревна, что выстилали палубу парома?
Высоко в синеве среди разбросанных по небу облачков, неторопливо планируя на воздушных потоках, кружил ворон.
- Привет тебе, Хугин, - произнес Харбард на языке, который был древнее отлогих холмов, поднимавшихся за его хижиной. - Что поведаешь?
- Война, - прокаркал в ответ ворон. - Война и слухи о войне.
У Харбарда вырвался вздох. Когда-то, стоило ему услышать подобное и представить себе звон топоров и треск ломающихся копий, как кровь начинала быстрее бежать по жилам. Но те времена давно уж миновали, ныне Харбард предпочитал занятия поспокойнее.
- Рассказывай, - молвил он.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ХАРДВУД, СЕВЕРНАЯ ДАКОТА
Глава 1
Возвращение
- Не хочешь посадить самолет, Йен? - проорал рыжеволосый летчик сквозь рев единственного двигателя "Лэнса".
Даже за два с лишним часа на борту машины Йен так и не смог привыкнуть к этому реву.
Йен Сильверстейн тряхнул головой.
- Нет уж, благодарю.
Усмешка застряла где-то в груди, пальцы вцепились в ручку управления. Наверное, не стоило просить Грега дать ему чуть-чуть полетать. Йен попросил просто так, шутки ради, а Грег Коттон возьми да и согласись, а после, когда Йен взялся за ручку, то и автопилот вырубил. Йен еще не успел дотянуться ногами до педалей.
Вообще-то летать - не такое уж сложное занятие, хотя нервотрепка жуткая. Тут и машину держи ровно, чтобы носом не клевала, и вниз гляди, чтобы ненароком не проскочить то, что Карин Торсен в шутку окрестила "Международным аэропортом Хардвуда", и при всем при том еще и снижайся.
- Ладно, - отозвался Грег. - Понял.
- Чего?
- Понял, говорю. Я уже веду, так что все - можешь отпустить. Кроме шуток.
У Йена невольно вырвался вздох облегчения, он откинулся в кресле второго пилота и вытер пот с ладоней о штаны.
Две тысячи футов над Хардвудом, небо ясное, воздух прозрачный, ни следа инверсии, отметившей траекторию снижения "Лэнса" сквозь тонкую пелену облаков - вся она осталась там, милей выше.
Грег пустил машину в не очень крутой, так называемый минутный разворот, однако желудок Йена вдруг оказался во рту. Чувство было такое, словно он сам распластался на боку самолета.
А за ветровым стеклом, залепленным разбившимися букашками, как на ладони раскинулся Хардвуд. И что же представало взору Йена? Зернохранилища и еще какие-то склады вдоль Мэйн-стрит в западной части города, общественный бассейн, который и использовали-то от силы раз-два в году по неделе или две, в зависимости от погоды, футбольное поле, школа и сотни две домиков на обсаженных вязами улицах.