– Из допроса Осокина. Он всячески доказывал, что вы ни о чем не знали, просто по доброте душевной не могли отказать в приюте.
– Да, именно так!
– Хорошо. Хотя бы с вами он повел себя порядочно, мог бы и притянуть до кучи. Ладно, с Осокиным все ясно было с самого начала, вернемся к Дмитрию. Он пояснил, зачем пришел к вам?
– Нет… четкой причины не назвал, вначале сказал только, что был знаком со Стасом. Каково было знакомство, выяснилось позже. Я поняла тогда, что мы оба, получается, вроде как жертвы Осокина. Это меня, конечно, немного успокоило.
– И вы доверились первому встречному…
– И не пожалела об этом! Дмитрий предложил мне переехать сюда, чтобы ухаживать за его больным отцом. Он знал, что получит срок за участие в подготовке этой схемы, и не был уверен, что наказание окажется условным.
– И вы согласились вот так все бросить и уехать к незнакомым людям?
– Да, согласилась. Потому что вернуться в Ригу я могла только в родительскую квартиру, которую сдавала приличной молодой паре. Выгнать их было бы непорядочно. Да и что мне делать в давно ставшей для меня чужой стране? Дмитрий предложил хорошую оплату услуг сиделки, почему бы не решить проблему махом – получить и жилье, и работу. Поехать со мной он не мог, был, как объяснил, под подпиской. Он связался с Лапиным, Лев встретил меня на вокзале краевого центра и привез сюда. Да, было страшновато, но оставаться в Самаре стало бы безумием.
– Зря вы так. Вас никто не собирался привлекать к делу как соучастницу. Или вы опасались не только нас? Постойте-ка… вам угрожали?
Аглая молчала. Показать Мутерперелю, что она и сейчас боится? За себя, а особенно – за Берту. Что до сих пор вздрагивает от громкого стука в калитку? Все эти двадцать пять лет! И все из-за одного позднего звонка на городской телефон в день ареста Осокина. Тихим голосом ей посоветовали… сдохнуть. С легким смешком уточнив, что не буквально – умереть физически, а молчать как мертвой. Или лучше убраться к родителям. Она тогда так и не поняла: тот, кто звонил, не знал, что их уже два года как нет на этом свете? Или все же… знал?
– Да, мне позвонили и настоятельно посоветовали уехать, – ограничилась Аглая коротким ответом. – Собственно поэтому предложение Дмитрия показалось мне таким своевременным, – добавила она.
Майор задумался, по выражению лица можно было предположить, что он чем-то недоволен, так, мелочью: понял, принял и забыл, если бы не застывший вдруг взгляд, каким Мутерперель уставился куда-то поверх ее головы. За спиной Аглаи находился один из деревянных столбов, на которых держалась крыша беседки, а дальше – ствол сосны. Что мог там узреть майор, осталось для Аглаи загадкой.
– Ночью я собрала вещи, утром Дмитрий отвез меня на вокзал, – решилась она прервать паузу.
– Что он о себе рассказал?
– Кроме того, что влип в плохую историю, ничего, – вновь слукавила она, по-прежнему считая, что ее отношения с Димой майора никак не касаются.
…Аглая, прощаясь с Дмитрием у вагона поезда, знала, что муторно на душе не из-за того, что произошло за последние сутки. Она не хотела оставлять Диму. Да, понимала, что рано или поздно он приедет к отцу, она будет ждать, хотя тогда еще никаких обещаний не давала. Ведь согласившись на переезд, думала о том, что никто не сможет ее удержать возле старика со скверным характером, если что-то ее будет не устраивать. Хотя бы в мелочах. Хватит, Осокин выбрал весь запас ее терпения, в новой жизни Аглая сама будет решать, с кем жить и как. Дома она и слушала-то Дмитрия вполуха, а он говорил, говорил… словно прорвало. Да, так и случилось – остановиться не смог, признался он позже, прижимая ее руку к своей щеке и целуя ладонь… а она даже не пыталась отстраниться. В один момент Аглая вдруг опомнилась: перед ней человек, которого она знает… да… уже два часа, тридцать восемь минут. «Агуша, я тебя утомил своей болтовней?» – испуганно вскинулся Дмитрий, но руку не отпустил. «Агуша… для родителей я всегда была Аглая, только бабушка так меня называла», – с удивлением подумала она, без стеснения разглядывая его лицо. Вообще некрасивое. Крупные черты, широкие скулы и высокий лоб. Волосы с проседью, седые волоски Аглая заметила и в бровях. Ресницы почти бесцветные, а вот цвет глаз она так и не поняла какой – рыжей радужки не бывает, конечно, но у него – такая. Или это бабушкин оранжевый абажур отсвечивает? «Мне уйти?» – услышала она. «Нет, остаться!» – резко приказала Аглая, вдруг испугавшись. Как потом все случилось? Это она разве вела его за руку к кровати? Не может быть! Они знакомы… три часа и четырнадцать минут! Она вообще так не может – тащить мужчину в постель! Это он должен! Что должен? Ухаживать-добиваться? Цветы-театры-подарки? А времени у них на это нет: скоро поезд, а потом неизвестность… «Бабушка, прости, все твое воспитание насмарку. Уж так получилось…» – в какой-то момент мысленно раскаялась Аглая, но сама поняла, что получилось фальшиво: ну – нет, ни о чем не сожалеет. Лишь о том, что скоро предстоит расстаться.