— Расслабься. — Я подозрительно смотрю на нее. — Где твоя пижама?
Она смотрит на меня с улыбкой, вытаскивая пачку Твизлеров (прим. Twizzlers – жевательный мармелад в форме трубочек).
— В моей сумке.
Я наклоняюсь, выхватываю конфеты из пачки и иду к шкафу, достаю хлопчатобумажные пижамные шорты и легкую майку.
— Я приму душ. Пришла домой и не успела привести себя в порядок.
— О, — Татум сжимает грудь в притворном благоговении, — ты прихорашиваешься для меня?
Я усмехаюсь, направляясь в ванную комнату.
— Определенно нет.
Вымывшись в душе, быстро чищу зубы, на случай, если засну во время фильма, и открываю дверь Нейта, прежде чем проскользнуть в свою комнату. Я смотрю на гору конфет вокруг ее ног.
— Святая мате...
— Что? — невинно спрашивает она. — Ты недооценила мою любовь к сладкому?
Я смотрю на чизкейк, картофельные чипсы, M&M's, упакованные пончики, мармеладные мишки и содовую.
— Я думаю, что у меня скоро будет диабет.
Она бросает в рот пригоршню М&М's.
— Возможно.
— Я спущусь и принесу несколько ложек для этого. — Указываю пальцем на чизкейк.
Оставив ее без присмотра со сладким, спускаюсь по лестнице и бегу на кухню, моя голова качается, когда я напеваю мелодию «Простого человека» Линирда Скайнирда — она все еще застряла в моей голове из-за набросков. С двумя ложками, зажатыми в руке, вылетаю из кухни, но останавливаюсь у подножия лестницы, пятясь, пока не вижу гостиную, где все парни сидят на большом Г-образном диване.
Нейт откидывается назад, прикрывая рот рукой, но морщинки от улыбки вокруг его глаз показывают, как сильно он пытается сдержать смех.
— Что? — рявкаю я на него, игнорируя остальных парней. Боже, он меня раздражает.
Открыв рот, он качает головой.
— Ничего.
Мои глаза сужаются.
— Да, конечно. — Я смотрю налево и вижу Бишопа, сидящего там, раскинув руки на диване. Его темная футболка облегает его во всех нужных местах, а темные джинсы сидят на нем небрежно. На ногах армейские ботинки, и к тому времени, когда мой взгляд поднимается по его телу, снова падает на глаза, его черты меняются. С них стерто все, кроме невозмутимого выражения лица, которое он натягивает, как профессионал.
— Разве у вас, ребята, нет места, где вы все могли бы встретиться? Почему здесь? — Я наклоняю голову, глядя на них всех.
— Успокойся, котенок. Я работаю няней, так что нам придется приходить сюда. — Нейт делает паузу, его улыбка становится шире. — Если, конечно, ты не хочешь поехать с нами?
Я оглядываюсь на Бишопа и вижу, как его глаза, которые все еще не отрываются от меня, темнеют. Эйс переключает свое внимание на Нейта, ругая его.
— Во-первых, — говорю я спокойно, — никогда больше не называй меня «котенком». Или я пристрелю тебя. — Делаю паузу, внутренне смеясь над изменением выражения его лица. Наверное, это было не очень приятно, учитывая, что все уже думают, что я сошла с ума из-за мамы. — Во-вторых, — добавляю я, — я не ребенок. Я могу о себе позаботиться.
Конец больше похож на бормотание, когда я поворачиваюсь на ногах и поднимаюсь по лестнице. Я только что поднялась наверх, когда оглядываюсь через плечо, чувствуя на себе взгляды. Бишоп внизу, смотрит на меня снизу вверх.
Поворачиваюсь к нему лицом.
— Что?
Он почти не разговаривал со мной, за исключением того дня с Брэнтли. Татум предупредила меня о его репутации, и если это не было явным свидетельством того, насколько он замкнут и напряжен, не говоря уже о том, что неприступен — я уже говорила это? Это заслуживает того, чтобы заявить во второй раз — его личность в целом заставила бы вас хотеть бежать. Парень напоминает мне королевскую кобру. Молчаливый, смертоносный, и оставляющий вас гадать о том, что скрывается под его личиной.
Пустое выражение лица остается стоическим, сильная челюсть напряжена, пока, в конце концов, я не разворачиваюсь и не захожу в свою комнату. Сердце колотится в груди, пока горло не сжимается, и не пересыхает во рту. Ударившись головой о дверь, я смотрю, как Татум спрыгивает с кровати, теперь уже в пижаме.
— Ты в порядке?
— Да, — отвечаю я, протягивая ей ложку и направляясь к кровати. — Давай просто съедим весь сахар.
Я кладу в рот огромный кусок шоколадного чизкейка, одобрительно кряхтя от мягкой, сладкой крошки, которая касается моих вкусовых рецепторов.
— Так скажи мне, — заявляет Татум, собирая свои длинные волосы в пучок на макушке и снимая очки в тонкой оправе. — Как тебе удалось привлечь внимание единственного и неповторимого Бишопа Винсента Хейнса?