— Извините, что побеспокоила вас, отец. Я просто зашла пожелать вам спокойной ночи.
— Спокойной ночи, дитя мое. Ты не хочешь то же самое сказать и Мэтью?
Мелиор Мэри бросила на него ледяной взгляд аметистовых глаз и процедила: — Спокойной ночи, Мэтью.
И с этими словами удалилась.
В небе еще светила луна, когда из главных ворот Саттона выехала карета с гербом семьи Уэстонов и быстро направилась к побережью. На козлах сидел Том. Он, как и Джон с Мэтью, сидевшие в карете, был вооружен до зубов, потому что путешествовать в такое время было очень опасно и карета, едущая в одиночестве по еще темной дороге, служила хорошей приманкой для разбойников. Миновав деревню Севенокс в Кенте, они услышали далеко позади себя стук копыт. Обернувшись, Том увидел вдалеке смутную темную фигуру. Для пущей безопасности он сделал несколько предупредительных выстрелов, и незнакомец, к счастью, исчез из поля зрения.
Они прибыли в Дувр после восьми. Было чудесное весеннее утро, в порту стояли корабли, поджидая желающих пересечь пролив. На всех кораблях уже было полно пассажиров. Гиацинт, едва успев сделать большой глоток бренди в маленьком кафе на пристани, тоже взошел на борт корабля. А затем поднялись якоря, паруса встали по ветру, и провожавшие на берегу подкинули в воздух шляпы.
Завернувшись в плащ и облокотившись на перила, Гиацинт подумал, что, вероятно, видит Джона в последний раз. Он повернулся лицом к восходящему солнцу, размышляя о том, что он возвращается в страну, где родился, что у него больше нет возможности выяснять свое происхождение, что его жизнь не получила никакого развития. Все это было очень горькой правдой. Он решил спуститься в каюту и как следует выпить, но вдруг кто-то коснулся его локтя. Перед ним стоял человек, одетый во все черное, лицо его было скрыто капюшоном.
— Я вас знаю? — спросил Мэтью. Его охватило смутное беспокойство.
Из-под капюшона послышался смех, и черная накидка упала на пол. Под ней оказался костюм для верховой езды из серебристой тафты, а на Мэтью смотрели смеющиеся сиреневые глаза.
— Смею надеяться, — ответила Мелиор Мэри и присела в реверансе.
Гостиница «Кок д'Ор» была несколько больше многих подобных заведений, но все же производила впечатление обыкновенного постоялого двора, необходимого простому путешественнику. Кроме того, для этого времени года она была довольно густо заселена. Говоря прямо, свободных комнат для путников, прибывших туда поздним вечером шестнадцатого апреля 1719 года, в гостинице не было. Всем им предлагали только место на полу и одеяло, а если это их не устраивало, они могли продолжить свой путь и пересечь французскую границу той же ночью.
Из постояльцев гостиницы, которые той прохладной весенней ночью сели поужинать, образовалась довольно разношерстная компания. Во-первых, там были три шумных ирландца, все офицеры, они пили шампанское в неимоверном количестве и то и дело хлопали друг друга по спине. Их лидером казался некий капитан Воган. Он был единственным военным, который привез с собой слугу — шотландца, чье лицо было изуродовано огромным шрамом, пересекавшим левую щеку и подбородок. Этот слуга говорил с таким ужасным акцентом, что хозяин гостиницы совершенно не понимал его. Двое других были майор Гейдон и капитан Миссет, а четвертый офицер, капитан О'Тул, должен был приехать именно этим вечером, и его комната ревностно охранялась от всех, кто на нее претендовал. Но компания не была чисто мужской — капитана Миссета сопровождала жена, несмотря на то что ждала ребенка. Она в свою очередь привезла с собой служанку.
Около десяти все блюда были съедены, бренди — выпито, и беззаботный разговор гостей подсказал хозяину гостиницы, что на следующий день его ждут очень симпатичные чаевые. Но когда он подал Вогану записку, которую за пару минут до того принес деревенский мальчик, всех охватило какое-то зловещее предчувствие. Капитан, очевидно, тоже не ожидал никакого послания, да и вид записки не внушал доверия, поэтому он очень торопливо распечатал ее и углубился в чтение. Затем скомкал листок и воскликнул:
— Матерь Божья! — После чего бросил злополучный клочок бумаги в огонь.
Догадавшись, что предчувствие не обмануло его, хозяин откланялся и вежливо вышел из комнаты.
Но не успел он закрыть за собой дверь, как миссис Миссет поинтересовалась:
— Что случилось, Чарльз?
Воган ответил:
— Это О'Тул. Он едет с женщиной.
К счастью, хозяин не услышал продолжения разговора.
— С кем? — переспросил шотландец, который перестал разыгрывать из себя слугу, как только они оказались одни. — Он что, из ума выжил?
В разговор вступил майор Гейдон:
— Он что, в игрушки играет? А кто он есть на самом деле, Чарльз?
— Ему можно доверять? Кто его порекомендовал?
Они склонились над столом, почти касаясь друг друга головами, и в тот момент, в тот особенный день и год были, без сомнения, самой интересной группой путешественников в Европе. Гейдон — седой и непохожий на всех — многие годы служил в действующей армии; Миссет — высокий и остроумный, из тех людей, которые будут смеяться до гробовой доски; Воган — англо-ирландец, его семья сражалась за католических королей с незапамятных времен; мнимый слуга Митчел, возможно, являлся самым любопытным лицом из всей их компании; он помогал леди Нитсдейл, принадлежавшей к партии якобитов, освободить ее мужа из неприступной лондонской крепости Тауэр после восстания 1715 года; миссис Миссет — значительно моложе своего мужа, довольно высокая для женщины, но очень быстрая и проворная, а в ее ярких глазах можно было прочесть готовность служить королю, даже несмотря на беременность; служанка Дженнетон, которую все называли Дженни, всегда была угрюма, а крупные зубы придавали ей довольно агрессивный вид; в этой затее ей предстояло сыграть очень важную роль, правду о которой она так никогда и не узнает. В общем, такое сборище могло и не показаться странным, если тот, кто видел их, не знал их общей цели и желания — восстановить на британском троне династию Стюартов, добиться того, чтобы немец покинул английские берега, а на его место законно пришел англичанин, которому по древнему праву наследования и принадлежала эта земля.
— В записке сказано, что она — дочь Джона Уэстона, — объяснил Воган.
— Кого?
— Джона Уэстона из поместья Саттон. Он верноподданный и активно нас поддерживает. О'Тул, чье настоящее имя Бенистер, — его слуга. Он едет сюда по рекомендации леди Дервентвотер.
— Но зачем же везти с собой еще кого-то, особенно молодую женщину?
— О-ля-ля! — воскликнула миссис Миссет, засмеявшись в ответ на эту реплику майора Гейдона.
Но Воган ему коротко ответил:
— Ей придется остаться здесь. Она ни при каких обстоятельствах не может отправиться дальше.
Все молчали, и тревожная тишина нарушалась только потрескиванием бревен в камине. И в этот теплый полумрак, в этот красноватый свет, падавший на лица самых активных приверженцев короля Джеймса и на их одежду, отчего она становилась похожей на языки пламени, в эту комнату вошла женщина. Она остановилась перед ними в мерцающем свете: водянистый шелк платья отражал розовые, голубые и желтые блики, волосы сверкали в темноте, как снежный костер. Глядя на нее, все затаили дыхание, даже суровый безобразный шотландец. Это странное замирание в груди он всегда ассоциировал потом с предстоящей опасностью, риском.
— Меня зовут Мелиор Мэри Уэстон, — тихо сказала она, приседая перед майором Гейдоном, чье звание было выше, чем у других офицеров, находившихся в комнате. — Я пришла сюда, чтобы объяснить мое нежелательное присутствие среди вас и хоть как-то исправить положение.
Все в изумлении молчали, и тогда заговорила миссис Миссет, хотя никто больше не сделал даже приветственного движения.
— Дженнетон, отнеси, пожалуйста, вещи мисс Уэстон в мою комнату, будь добра. Они за дверью, мисс Уэстон?
Мелиор Мэри, опустив глаза, улыбнулась и кивнула головой.
Совершенно некстати миссис Миссет повторила: