Однажды, когда они сидели у камина в Длинной Галерее, Мелиор Мэри поделилась своими мыслями с принцем, и ответ свидетельствовал о том, что он гораздо мудрее и старше ее.
— Не мучайте себя. Каждому, кто когда-то отдал кому-то свое сердце, пусть даже на секунду, жизнь обязательно за все воздаст.
— Что вы хотите этим сказать?
— Жизненные пути, бывает, пересекаются, но чувства притупляются, а люди не могут стать прежними.
— И вы в это верите? Вы, у кого было столько женщин, в том числе совершенно случайных?
— Да. Даже опыт, подобный моему, не может быть всеобъемлющим. — Он помолчал, а потом добавил: — Мелиор Мэри, люди сами позволяют разрушать свои жизни. То, что другие делают с нами, в конце концов оказывается в наших руках. Когда приходит любовь, ненависть, страсть или жажда мести, мы всегда можем приказать этим чувствам остановиться.
И сейчас, стоя за стволом дуба, Мелиор Мэри вспомнила тот разговор. Она несколько раз прокричала кукушкой. Можно ли сказать, что Гиацинт сам позволил разрушить свою жизнь, или так хотела судьба?
Принц краешком глаза увидел ее и бросился навстречу, держа в руках охапку полевых цветов. Подбежав, он бросил цветы к ее ногам и, упав на колени, начал целовать подол ее платья.
— Ваше высочество, это я должна стоять перед вами на коленях. Пожалуйста, сэр, поднимитесь, — запротестовала она.
— Нет, никогда! Вы моя принцесса, моя королева. Неужели вы не понимаете, что я люблю вас?!
Мелиор Мэри засмеялась от радости, но Чарльз внезапно побледнел и задрожал, словно испугавшись чего-то. Она спросила:
— Что случилось?
— Кто-то прошел мимо. Мне послышалось, как прошуршала чья-то юбка.
— Но здесь никого нет!
— Ее аромат все еще витает в воздухе! Разве вы не чувствуете его?
— Нет, а что вы имеете в виду?
— Духи. Мимо только что прошла надушенная женщина.
Мелиор Мэри снова рассмеялась:
— Значит, это привидение.
— Вдобавок ко всем остальным вашим призракам?
Но голос принца прозвучал невесело. Он был очень силен физически, но неизведанное пугало его.
— У нас живет шут, но он совершенно безвреден и неопасен, уверяю вас.
— Мне кажется, дело не только в нем, — возразил он, поднимаясь на ноги и глядя ей прямо в глаза. — Из одной из спален вышла темноволосая женщина. Ее лицо было закрыто густой вуалью. Она поклонилась мне и исчезла.
Мелиор Мэри была поражена. Она слышала легенду о призраке Анны Болейн, который является только особам королевских кровей, и теперь давняя история словно выплыла из глубин памяти. Призрак появлялся только однажды, когда сюда приезжал Чарльз I во время войны, и это было плохим предзнаменованием. Претендент на трон, видевший ее, никогда не наденет корону короля.
— Ее черные глаза постоянно следили за мной.
Как только он произнес эти слова, погода резко испортилась, стало холодно, и Мелиор Мэри взяла его за руку.
— Идемте, сэр. Я устала от этой игры. Пойдемте в дом и выпьем чаю.
Но Чарльз Эдвард не был расположен к светской беседе. Высвободив руку, он сказал:
— Я еще кое о чем хотел бы вас спросить. Однажды мне рассказали легенду, и она очень обеспокоила меня. Говорят, что хозяин поместья Саттон проклят. Что и он, и его наследники обречены на смерть и отчаяние. Это правда?
Мелиор Мэри наклонила голову, чтобы поля шляпы заслонили ей лицо, и ответила:
— Да. На протяжении всей истории нашей семьи ее преследует зло.
— И даже вас?
Она горько засмеялась.
— Меня особенно. Я отдала свое сердце, потом потеряла любимого и поклялась, что никогда не выйду замуж. И теперь умру, так и не родив ребенка. Я буду последней представительницей нашего рода.
— А что же станет с замком?
— Его должны были унаследовать мой дядя Уильям и его сын, тоже Уильям, но они умерли. Поэтому теперь его унаследует мой кузен Джон Вольф, старший сын Уильяма, хотя я часто сомневаюсь в этом.
— Почему?
— Он очень слабый и болезненный, да и его братья тоже. Что-то просто не дает жить всем троим.
— А не могут ли девушки попытать счастья?
— Все они ушли в монастырь, даже моя глупая кузина Арабелла. Мы обреченная семья.
Чарльз Эдвард посмотрел ей в лицо, и в его глазах также мелькнула какая-то обреченность.
— Тогда мы разделим злую судьбу. Ведь и на королях Шотландии лежит проклятие. Джеймса I убили, Джеймса II — тоже, Джеймс III был вынужден бороться с собственными сыновьями и остался без поддержки, Джеймс IV пал во Флоддене, Джеймс V сошел с ума, королева погибла… Ни один из них не скончался в собственной постели. Понимаете?
Его лицо сразу утратило мягкость, и он воскликнул:
— Я жажду победы! Я хочу стать королем Англии, но надо мной нависла угроза. Мой прадед, Чарльз I, был казнен, Джеймс II — мой дед — свергнут. У меня нет никакой надежды. Я потомок семьи, которую преследует злой рок.
Мелиор Мэри не знала, что ответить, и принц продолжал:
— Так же, как и вы. На нас обрушилась былая ненависть и злые умыслы с того самого момента, как мы появились на свет. Кто же сможет обратить милость Божью на Чарльза Эдварда Стюарта и Мелиор Мэри Уэстон?!
Они молча смотрели друг на друга.
Гарнет чувствовал себя неважно с тех пор, как уехал из Лондона. Сначала он решил отправиться в Бристоль в публичной карете, но, подумав о том, что придется сидеть вплотную с зловонными фермерами и их пахнущими плесенью и затхлостью женами, решил, что ехать на свежем воздухе гораздо лучше. И в конце концов сел на лошадь.
Он попрощался с Джозефом несколько дней назад. Несмотря на то что всех очень озадачило внезапное исчезновение Чарльза Эдварда, было решено, что Гарнет все же должен отправиться в Бристоль. Капитан Сегрейв, однорукий ирландский офицер и помощник претендента на трон уже прибыли в город и были заняты новым объединением якобитов.
— А что отвечать, если кто-то поинтересуется, где принц? — спросил Гарнет Джозефа, когда тот засеменил в своих туфлях с бордовыми пряжками по палубе корабля, направляющегося в Испанию.
— Скажи, что ты поклялся молчать об этом.
— Но где же он на самом деле?
— Гарнет, ты знаешь принца лучше, чем я. У него, очевидно, очередное любовное приключение. Ему невероятно надоела мисс Уолкиншоу, и он пробует свое обаяние на какой-нибудь другой красавице. Чарльз Эдвард свяжется с тобой через леди Примроуз, когда ему прискучит все это, не беспокойся.
Джозеф нежно поцеловал Гарнета, и они расстались.
Но уже через день после отъезда его начал мучить какой-то недуг, и, встав утром после своего первого ночлега, Гарнет почувствовал, что не в состоянии даже смотреть на завтрак, состоявший из ветчины, говядины, пирога с луком, жареного зайца и различных напитков. Взамен он удовольствовался пинтой пива. Но и это плохо сказалось на желудке, и, подъезжая к деревне Тил, Гарнет был вынужден слезть с лошади, и его вырвало под деревом.
Потом всадника уже везла лошадь. Он лег ей на шею, весь в поту, с закрытыми глазами, бледный как смерть. Гарнет не помнил, чтобы ему бывало так плохо, и подумал, что, возможно, заразился какой-нибудь тропической болезнью, распространенной в Испании.
Если бы пальцы не запутались в лошадиной гриве, он, наверное, упал бы в реку, вдоль берега которой брела его лошадь. Стоял ленивый полдень, и, впадая в забытье, он надеялся лишь на то, что до наступления ночи лошадь доберется до какой-нибудь деревни. Земля и небо исчезли, и он провалился в темноту.
Когда Гарнет очнулся, им овладело очень странное чувство — он лежал на чистых простынях, но не мог понять где, и был не в состоянии произнести даже слово. Судя по всему, он находился на волосок от смерти. Какой-то маленький человечек шептал молитвы, укутывая его в кучу одеял и удерживая за руку, когда он попытался откинуть их.