Несколько испуганных монахов, по большей части сирийцев, осмелились выйти из укрытий, чтобы приветствовать высоких всадников в белых мантиях. Вскоре они вновь разбежались по своим полуразрушенным часовенкам, чтобы возносить гимны благодарения.
Хотя окружающая местность могла в любой момент наполниться тучами турок и сарацин, Танкред и сопровождающие его воины уделили время местным жителям, чтобы принять у них плоды, медовые коврижки и мясо; плача от радости, жители прижимались к стременам рыцарских коней.
Отовсюду слышалось пение, радостные голоса поющих смолкли только после восхода солнца, когда русый молодой племянник Робера Гюискара приказал своим спутникам спешиться. Крестоносцы обменивались взглядами: что происходит? Танкред, захватив это святое место, кажется, не собирался покидать его. Остановка все же была временной. Желтое знамя Танкреда двинулось дальше в южном направлении. Однако перед тем, как он потребовал, чтобы ему показали дорогу, ведущую в Аль-Кудс – Святой Иерусалим, Танкред оставил в деревне сильный отряд для охраны базилики.
Укоротившаяся колонна выехала рысью, пока дневная жара еще не набрала силу.
Проводник Танкреда вел людей, облаченных в длинные серо-коричневые кольчуги, сперва по высохшему оврагу, а потом вверх по невысоким холмам, на склонах которых боролись за существование пыльные оливковые рощицы.
Перед самым гребнем очень крутого холма проводник-самаритянин воздел к нему свои смуглые руки, призывая к остановке. Высокорослые рыцари, за плечами которых развевались темные накидки, медленно достигли вершины и остановились, затаив дыхание. Танкред и его люди долго сидели, окаменев, в своих седлах в полном молчании – лишь вымпелы, развевающиеся на их копьях, хлопали на ветру. Там, на противоположной стороне глубокой лощины, едва различимые, маячили ряды красновато-бурых стен, так поразительно сливающихся с окружающей местностью, что они казались ее составной частью. Внизу, на дне долины, крестоносцы могли заметить квадратное белое здание и белое же сооружение меньших размеров, увенчанное небольшим изящным куполом. Вокруг росло множество деревьев, а дальше зеленели поля. Это, объяснили сирийцы тихими и благочестивыми голосами, Гефсиманский сад и храм Марии Благословенной.
Менее благочестивые из крестоносцев не тратили много времени на созерцание этого святого места, их внимание было привлечено видом стен, возвышавшихся не далее чем в полумиле от них. Одни из ворот, различимые на этом расстоянии, казалось, были закрыты. На бесплодных и скалистых склонах, поднимающихся к городу на вершине, виднелись развалины дворцов, храмов и многочисленных домов; темные фигурки людей и животных двигались между ними.
– Вот там, милорды, – вскричал Танкред срывающимся голосом, – находится наша цель. Мы пришли издалека, но мы ее достигли!
Он сошел с коня, воткнул в землю свой меч с рукояткой в форме креста и стал на колени, шепча молитвы. Его примеру с готовностью последовал Герт и все остальные.
Лошади, казалось, смотрели с любопытством, как их хозяева склоняли свои кто рыжие, кто золотистые головы к сложенным на груди рукам и читали полузабытые молитвы.
Герт бормотал «Отче наш» – почти единственную молитву, которую знал, – не сводя глаз с Иерусалима, лежавшего вдали под чистым лазурным небом. Он был невероятно взволнован. Как же много тяжких лиг прошел он и эти преклонившие рядом с ним колени люди, претерпевшие и холод, и жару, жажду и голод в поисках вечного спасения, и вот теперь, казалось, оно было досягаемо, вот оно, рядом, протяни руку и получишь его.
Если бы сэр Эдмунд де Монтгомери мог сейчас быть рядом с ним, счастье Герта Ордуэя было бы поистине полным, но граф Аренделский находился, вероятно, лигах в двадцати к западу отсюда. Там, где, как сообщали, он удерживал с остатками отряда покинутый порт, называемый Яффой.
Глава 14 КОМАНДУЮЩИЙ ТУРКОПОЛАМИ
При свете свечи, одной из немногих оставшихся в его дорожном сундуке, граф Лев Бардас с рассеянным видом перебирал пальцами свои пышные серебристо-седые волосы. Его острые глаза были прикованы к греческим буквам на свитке пергамента, который он держал перед собой. Читал он очень внимательно, поскольку восковая печать, которую он только что сломал, скрывала тайное послание его августейшего господина.
Под грубые выкрики пикета наемников-туркополов, доносившиеся издалека, ветеран читал и перечитывал это послание, подписанное алыми чернилами, которыми пользовался только император.
По существу, в послании говорилось, что Его Святейшее Величество, обрадованный дальнейшими успехами христианского оружия, считает, что вряд ли в интересах его империи разрешить франкским варварам захватить Иерусалим. Такое мнение, утверждал автор послания, полностью разделяют и некоторые встревоженные халифы и эмиры мусульман.
«Было бы много лучше для всех заинтересованных сторон, – писал император, – если бы франки довольствовались созданием нескольких слабых, небольших государств, таких, как принципат Боэмунда в Антиохии, между империей сельджукских турок и мусульманским королевством Фатымидов в Египте».
Доверенному и любимому военачальнику Льву Бардасу и поручалось, соблюдая осмотрительность, всячески мешать успешной осаде Иерусалима, чтобы сделать ее невозможной.
– Легко же ему распоряжаться, – пробормотал граф Лев, подергивая себя за отросшую бородку, выгоревшую на солнце за время длительного пребывания в седле. – Но что могут сделать двенадцать сотен туркополов против войска, которое теперь насчитывает тридцать тысяч мечей?
В раздумье ветеран отпил глоток кипрского вина и сморщился – вино оказалось слишком кислым.
При звуках голоса женщины, разговаривавшей с охранником у входа в палатку, красивая голова патриция стала медленно подниматься. Затем граф Лев встал и отдал приказ, чтобы немедленно впустили графиню Корфу. Когда его племянница вошла, колеблющееся пламя осветило ее чуть раскосые глаза, отчего они словно бы увеличились. Они горели от возбуждения, а полные губы подрагивали.
– Я только что получила сообщение от одного из твоих шпионов! Это сведения крайней важности!
– Тогда, Бога ради, говори тише! Разве пристало тебе приходить сюда, пританцовывая, как школьница, которая только что получила награду?
Похудевшая с тех пор, как она пересекла Сангариус, Сибилла заговорила вполголоса:
– Сильный флот генуэзских галер приближается к берегу и направляется в покинутый порт где-то поблизости. Шпион не узнал его названия.
– Яффа, – быстро высказал предположение граф. – Ну и дальше что?
– Они везут подкрепление войску Танкреда. Среди них, – дыхание ее вырывалось со свистом, – находятся вассалы из Сан-Северино.
– А! Это интересно. Сколько же?…
– Подожди! С ними едет эта бледная мегера, которой мой возлюбленный поклялся в верности.
– Аликс де Берне?
– Кто же еще? – последовал холодный вопрос.
– Ну и что из этого?
Ярко подкрашенные губы Сибиллы сжались, и дыхание ее участилось.
– Если эти несчастные генуэзцы действительно подойдут к Яффе, они будут ожидать, что она находится в руках франков.
– Так оно и есть, но ее удерживает только горстка людей.
– Неверные могут легко стереть их в порошок, а также разгромить и подкрепление, когда прибывшие попытаются высадиться на берег, не так ли?
Граф Лев поднялся, вновь наполнил свой кубок вином и посмотрел в него.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, моя дорогая. Это в самом деле редкая по важности новость, особенно потому, что с тех же галер можно будет снять бревна, которые так нужны сэру Гастону из Беарна для сооружения осадных машин.
– Тогда, многоуважаемый дядюшка, не лучше ли ради справедливости и возмездия за оскорбление, нанесенное нашему дому, убить эту Аликс де Берне или увезти подальше, чтобы ее холодная северная кровь разогрелась в каком-нибудь мусульманском гареме?