- Где Кло? - спросил он.
Я ждала кого угодно, только не его. Поэтому смотрела на него, онемев.
- Да, я знаю, что я красивый, - сказал он.
- Я думала, у тебя есть ключ, - пробормотала я.
- Бросил ему в лицо, - сказал Остин. - Этот дурацкий сеанс. Ты знала, что в столе магнит? Держу пари, что знала.
- Кловиса нет, - сказала я.
- Я подожду.
- Он уехал на пляж. - Еще одна ложь. Остин поверил.
- Надеюсь, кто-нибудь там засыплет ему лицо песком.
Он повернулся, прошествовал обратно по коридору и нажал кнопку лифта. Я почувствовала и неловкость, и облегчение, когда лифт проглотил его и исчез.
Был час дня, если верить говорящим часам Кловиса. Я причесалась в тридцатый раз. Оправила свое черное платье, подкрасила черные ногти и белое лицо. За окном над Нью-Ривер плыли похожие на синяки облака. Мог и дождь пойти. Свой дождь я прекратила, глаза высохли. Я сварила настоящий кофе им у Кловиса был забит весь буфет, но пить не смогла. Кофейный столик покрылся пылью. Очевидно, квартирный автоочиститель не включали целую неделю.
Чего я ждала? Что позвонит Кловис и сообщит, что ничего не вышло? Что откроется дверь, войдет Кловис, пожмет плечами и скажет: тебе лучше забыть обо всем, Джейн? А все-таки не от того ли ты боишься мужчин, что у тебя нет отца?
Вчера вечером какое-то время все казалось таким простым. Женщина не может любить робота. Ну, что для меня может значить эта заводная кукла? Но оказалось, я не способна держаться этой истины. Для меня он был живой. Человек, Кловис. Настоящий.
Я услышала лифт.
Нет ли в другом конце галереи еще одной маленькой квартирки? Может быть, это ее обитатели?
Дверь затряслась, задрожала, как будто пробежала рябь по воде, наконец, открылась. Вошел Кловис и Сильвер.
Сильвер был в голубой одежде и темно-красных ботинках. Я не могла оторвать от него взгляда. Потом посмотрела на Кловиса. Кловис был удивлен и, казалось, уже давно. Он подошел ко мне и сказал:
- Ну что же ты, Джейн. - Потом протянул мне пластиковую папку. Документы, - кратко пояснил он. - Копии ордера сборочного цеха, права на владение и квитанции на денежный перевод с банковской печатью. Гарантия два года с отметкой об ограничении ее действия по вине покупателя, не давшего завершить контрольную проверку. Египтия подписала подтверждение твоего права на временное пользование. На шесть то ли месяцев, то ли лет. Кстати, она все-таки сумела продрать глаза и заподозрила какой-то подвох, так что пришлось накормить ее ленчем и купить ей серый плащ с меховой подстежкой. За который ты мне тоже должна.
- Может так получиться, что я не смогу тебе отдать, - сказала я, еще не совсем выйдя из оцепенения. Сильвера теперь я видела только краем глаза, он стоял возле двери, но его голубой огонь озарял всю комнату подобно тлеющим уголькам.
- Значит, увидимся в суде, - сказал Кловис. Зачем-то я сказала:
- Остин приходил. Я его убедила, что ты на пляже.
- Думаю, так оно и есть, - отозвался Кловис. - Явное ощущение, что под ногами песок. Перемена обстановки не повредит. - Его лицо продолжало выражать удивление. Он отвернулся от меня, снова приблизился к Сильверу, посмотрел на него, потом обошел и оказался у двери.
- Ты ведь знаешь, где что у меня, - проговорил он. - Если нет, то самое время разведать. Иисус же, возгласив громко, испустил дух, - добавил он. Дверь захлопнулась за ним, щелкнув своим механизмом. Я осталась одна. Одна с роботом Египтии.
Я должна была заставить себя посмотреть на него. С ботинок на длинные ноги, потом - на руки, опущенные по бокам. Плечи с лежащими на них волосами поверх голубой рубашки. Шея. Лицо. Все нетронутое. Целое. Спокойные тигриные глаза. Да что это, в самом деле? Уж не выдумала ли я его? Какой-то призрак или как будто смотришь на лицо выздоровевшего больного... Да нет, воображение разыгралось.
Известна ли ему официальная ситуация - кто им владеет постоянно, а кто временно? Должна ли я об этом ему сказать?
Он медленно мигнул своими янтарными глазами. Слава Богу, действуют. Слава Богу, они не менее красивы, чем были тогда, когда я увидела их в первый раз. Он улыбнулся мне и сказал:
- Привет.
- Привет. - Я была так возбуждена, что едва это чувствовала. - Ты меня помнишь?
- Да.
- Не знаю, что и сказать тебе.
- Говори, что хочешь.
- Вот я сейчас скажу: "Садись, пожалуйста, будь как дома. Чашечку чаю?"
Он засмеялся. Я полюбила его смех. Всегда любила. Но он разбил мое сердце. Я теперь страдала, глубоко страдала оттого, что он здесь со мной. Никогда в жизни со мной такого не было. Я не могла даже плакать.
- Я вполне расслаблен, - сказал он. - Я всегда расслаблен. Можешь на этот счет не беспокоиться.
Он меня обезоруживал, но я была готова к этому. Что бы еще ему сказать? Он заметил мои колебания и приподнял одну бровь.
- Что? - сказал он. Человек. Ну, человек же!
- Ты знаешь, что произошло? Что они с тобой сделали?
- Кто они?
- "Электроник Металз".
- Да, - сказал он. И все.
- Я видела тебя там, - произнесла я. Это прозвучала бестактно.
- Я сожалею, - откликнулся он. - Вряд ли это было тебе приятно.
- А тебе?
- Мне?
- Ты был без сознания?
- Без сознания - это не те слова, которые можно применить ко мне. Отключен - если ты это имеешь в виду - был частично. Для контрольной проверки требуется, чтобы по крайней мере одна половина мозга функционировала.
У меня в животе похолодело.
- Ты хочешь сказать, что все сознавал?
- Вроде того.
- Это было... больно?
- Нет. Я не чувствую боли. Мои нервные окончания реагируют скорее по принципу рефлекса тревоги, чем боли. Боль как предупреждающий сигнал не нужна моему телу так, как человеку. Поэтому никакой боли.
- Значит, ты слышал, что он говорил. И что я говорила.
- Думаю, что да.
- Ты не способен к неприязни?
- Нет.
- К ненависти?
- Нет.
- К страху?
- Трудно сказать. Я весь на виду.
- Ты отдан в собственность, - сказала я. - Ты принадлежишь Египтии. Ты одолжен мне.
- Ну и что?
- Ты не сердишься?
- Разве я выгляжу сердитым?
- Ты употребляешь первое лицо: говоришь "я".