- Опять опаздывает, - устной стенографией сказала одна женщина другой за моей спиной. - Идти, что ли, на флаер - так столько денег.
- Лоботрясы гаражные, - отозвалась вторая. - Не хотят обслуживать рабочие окраины, вот в чем вся беда. В центре-то никаких проблем. А здесь пешком ходи.
Потом они принялись шептаться, и, поняв, что они говорят обо мне, я похолодела от нервного напряжения. Я уловила слово "актриса", произнесенное с жалостью, насмешкой и любопытством, и была крайне удивлена тем, что не уступаю в экзотичности Египтии, хоть и на этих бедных улицах. Удивлена и в то же время обрадована. Быть актрисой в этом конце города означало вести борьбу за выживание. Они не будут меня ненавидеть. Я была символом равных возможностей. Но, во всяком случае, с голоду я не умру.
Наконец, прибыл автобус. Я сошла в Бич, отправилась в банк Мэгнэм и получила деньги по чеку.
Потом я в силу привычки села на флаер и пожалела об этом, опуская монету. Я совсем не умела экономить, пускалась в неоправданные расходы, и это еще раз доказывало, что ситуацией я не владею, но думать об этом не хотелось. И о матери тоже. И о Кловисе, и о Египтии, и даже о нем.
Я добралась до Рэйсина и пошла по Нью-Ривер Бридж к дому Кловиса.
Возле его двери я внутренне похолодела, но все же попросила ее пропустить меня.
Может быть, его - их - нет дома. Или - заняты. Тогда дверь не откроется.
Дверь все не открывалась, не открывалась, а потом открылась.
Я вошла, держа перед собой сумочку, словно щит, но в жилых комнатах стояли кушетки, лежали подушки, висели со вкусом подобранные украшения, а их не было.
Меня сотрясала дрожь, но я не обращала на это внимания. Я села на тахту с черными подушками и стала смотреть в окно, возле которого призналась в любви его отражению, а он увидел это и понял.
Через несколько минут Кловис появился из главной спальни в темно-голубом костюме-тройке, будто собрался уходить. Держался он, как всегда, элегантно и небрежно, но, взглянув на меня, сразу покраснел. Я еще ни разу не видела, как краснеет Кловис, это был почти болезненный румянец, по чередованию оттенков можно было высчитать пульс. Я вспомнила, что ему всего семнадцать. Я сама начала краснеть из солидарности, но не отпустила глаза, и Кловис первым отвернулся и подошел к раздатчику с выпивкой.
- Привет, Джейн. Что тебе налить?
- Я не хочу пить. Я принесла деньги.
- Неужели? Надеюсь, точны вы, как король. Он опрокинул стакан и снова обрел обычную невозмутимость.
Я встала, открыла сумочку и принялась отсчитывать крупные банкноты на столике перед его носом. Это заняло немало времени. Он смотрел, иногда отхлебывая из стакана. Рукава его рубашки были кружевными, такими же, как у Сильвера, когда он стоял на Большой Лестнице.
Когда я закончила, Кловис сказал:
- Ты же знаешь, его здесь нет.
- Знаю. - Я знала это и раньше. Если бы он был тут, рядом, я бы, наверное, это почувствовала. - Теперь, пожалуйста, скажи, сколько ты потратил на Египтию. Ты ей купил меховое пальто?
- Да нет. Она сама его купила, ей продлили кредит.
- Вернуть тебе деньги за ленч?
- Не надо, Джейн, - сказал Кловис. - Да и вообще все это могло бы подождать.
- Не могло.
- Тебе пришлось залить мать слезами с ног до головы?
Я пристально посмотрела на него. Даже забавно, как во мне могло поместиться столько неприязни, столько отвращения к нему. Не хотелось с ним ссориться, не хотелось и откровенничать, но что-то меня заставило, ведь он был первым человеком, с кем я могла поговорить.
- Хочешь знать, как я достала деньги?
- Я буду этим шокирован?
- Возможно, - упрямо сказала я. - Я продала все, что у меня было. По крайней мере, то, что я считала своей собственностью. Все, что было в моих комнатах. Кровать, стулья, украшения, книги, стерео. Все. И почти всю одежду, и...
- О Господи, - проговорил Кловис. Он достал из пачки сигарету и щелкнул зажигалкой. - Так вот почему Деметра звонила мне в полвосьмого утра.
Я отшатнулась, отступив от него на шаг.
- Что она сказала?
- О, она была спокойна и собрана, как всегда, и говорила очень мало. Кловис, Джейн у тебя? А когда я сказал, что нет и не взглянуть ли ей на часы, она попросила меня не пытаться ей грубить. Не знаешь ли ты, где может быть Джейн? А я сказал, что понятия не имею и вообще тут и пытаться нечего, грубить нетрудно. И она отключилась.
- Ты был один? - спросила я.
- Вполне один.
- Значит, его с тобой не было?
- Кого? А, робота. Нет. Я отослал его Египтии. Она хотела его.
- Его хотел ты.
- А-а. Ты разгадала мою неприкрытую ложь.
- Но теперь я отдала тебе деньги. Так что можешь не волноваться.
- Правильно. Но Египтия...
- С ней я договорюсь.
- Да ну?! - Кловис уставился на меня. - Это говорит наша милая маленькая Джейн? Какие чудеса, какие химические изменения может произвести любовь с человеческим духом!
После того, как я все ему рассказала, этого я вынести уже не могла. Моя рука взлетела, как пружина, и закатила ему пощечину. Должно быть, больно. Еще одно потрясение для Кловиса, который весьма разборчив в любых контактах, кроме постельных.
Он отлетел и, не глядя на меня, невозмутимо произнес:
- Если ты собираешься драться, лучше уйди.
- Ты думал, я захочу остаться?
- Нет. Ты будешь охотиться за своим куском железа по всему городу.
- Да нет, пойду прямо к Египтии, куда ты его послал. Что-то не получилось, Кловис? Пришлось отослать его раньше, чем дошло до дела?
- Ну уж. Если ты ни к чему не приспособлена, то это не значит, что все должны быть такими же.
Задохнувшись от возмущения, я схватила свою пустую сумку и бросилась к двери.
В лифте я повторяло это слово - не приспособлена. Потом истерически рассмеялась. Конечно, я неприспособленная. Ну и что? Я вышла из лифта с этим истерическим смехом, чем очень удивила омоложенную пару перед дверью.
Колебаться больше нельзя. Помедлив еще, я бы испугалась, вернее, осознала, что боюсь. Но все-таки интересно - месяц назад я бы сгорела от стыда, если бы меня застали в одиночку хохочущей в лифте. Я дала Кловису пощечину, но он был прав. Я переменилась.
На Остров пришлось переправляться паромом, потому что мост был закрыт на ремонт, да и в любом случае это тридцать минут ходьбы.