– А-а. Привет. Это Джейн.
– Джеймс?
– Джейн. Могу я поговорить с...
– Нет. Он в душе.
Судя по голосу, сеанс не произвел на Остина должного впечатления, он был вполне счастлив.
– Это женщина говорит? - спросил он.
– Это Джейн.
– Мне показалось, Джеймс. Слушай, Джейвин, а не перезвонить ли тебе попозже? Скажем, через годик? - и он отключился.
После этого я набрала Хлою, но та не ответила. Номер Джейсона и Медеи я набирать не стала.
Мать позвонила по внутреннему телефону.
– Я слушала твою запись, Джейн, и ничего не поняла. Что сделал Кловис?
– Очередной сеанс.
– Из-за этого ты расстроилась?
– Он играет с людьми, как кошка.
– Кошки не играют с людьми. Кошки играют с мышами. Кажется, он мошенничает со спиритическим столом?
– Да, мама.
– При благоприятных обстоятельствах контакт с потусторонним миром может быть установлен, - сказала мать.
– Ты имеешь в виду приведения?
– Я имею в виду законы физики. Душу, Джейн. Не бойся использовать правильные термины. Свободная душа не привязана к одному физическому состоянию и живет множество жизней во множестве тел, а при желании может иногда общаться с нашим миром. Теологи связывают эту активность в начале столетия с падением Астероида, которое вскоре произошло. Так что, возможно, Кловис тут не при чем.
– Да нет, мама.
– Я оставила в раздатчике несколько витаминов. Когда спустишься, робот-три тебе их даст.
– Спасибо.
– А теперь мне надо собираться. Несколько часов избегая ее, чтобы не выдать свою страшную тайну, теперь я была повергнута в ужас.
– Ты уходишь?
– Да, Джейн. Ты же знаешь. Я уезжаю на три дня на север. Конференция физических обществ.
– Я... я совсем забыла... мама... мне все-таки нужно поговорить с тобой.
– Дорогая, у тебя же был целый день.
– Всего четыре часа.
– Я больше не могу задерживаться.
– Но это срочное дело.
– Попробуй рассказать быстро.
– Но я не могу!
– Значит, нужно было раньше.
– Ну, мама! - я ударилась в слезы. Откуда во мне столько слез?
В человеческом теле много воды. Наверное, во мне ее уже не осталось.
– Джейн, следует назначить встречу с твоим врачом.
– Я не больна. Я...
– Я могу оторвать полчаса от своего графика. Сейчас я поднимусь к тебе, и мы поговорим. Согласна?
Что делать? Что делать?
Дверь открылась, и мать вошла, уже полностью готовая, накрашенная и сверкающая. Передо мной разверзлась бездна. И сзади тоже. Я ничего не могла сообразить. Я всегда доверялась матери. Да чем таким ложным, интимным не могла бы я поделиться с ней, особенно теперь, когда она сдвинула свой график ради меня?
– Только, милая, как можно короче, - сказала Деметра, заключив меня в свои объятия, в "Лаверте", в блаженство и спасение. - Это имеет отношение к Кловису?
– Мама, я влюбилась, - обрушилась я на нее, но еще не всей тяжестью. Мама, я влюбилась. - Нет, я не могла. - Мама, я влюбилась в Кловиса!
– Боже праведный! - вымолвила мать.
То, что нужно было сделать в самом начале, я сделала только часов в шесть вечера. Мать, наконец, ушла, и я еще глубже погрузилась в омут своей вины, потому что врала ей просто безбожно, да еще из-за меня она опоздала. Мать действительно хотела помочь мне. Это ее Грааль или только один из них. К счастью, можно было легко замаскировать свою ложь.
– Кловис К-3, он никогда не ответит на мои чувства, - повторяла я ей снова и снова. - Просто глупое увлечение. Я сделала все, чему ты меня учила, и выяснила свои психологические побуждения. И уже почти их преодолела. Но я хочу, чтобы ты знала. Я лучше себя чувствую, если расскажу тебе все.
Боже, как я могла солгать ей в таком деле! Почему я так уверена, что должна скрывать правду? Наконец, она приготовила мне успокаивающий седатив и ушла. Он пах взбитой клубникой, и мне очень хотелось выпить его, но я не стала. Минут через десять после того, как "Бэкстер" поднялся с крыши, и Перспектива перестала трястись, выдумка насчет любви к Кловису показалась мне такой забавной, что я залилась смехом и покатилась по тахте. Ничего нелепее нельзя было придумать даже в самом отчаянном состоянии. Когда-нибудь я расскажу ему об этом, и он тоже повеселится.
Отсмеявшись, я отперла алкогольный раздатчик и налила себе мартини. Я снова приняла ванну, надела черное платье, потом села в парикмахерской комнате и закрутила волосы на бигуди. Лицо в зеркале было белым, а глаза слишком темными, чтобы можно было их назвать зелеными. Я не люблю косметику. Она так противно липнет к коже, а я забываю про нее, лезу к лицу руками и размазываю все по щекам. Но сейчас на лице оставалось еще много краски, которую я не л сняла вчера вечером и не смыла слезами сегодня утром. Как следовало ожидать, краска слегка размазалась, я все подправила, а рот разрисовала под осенний буковый лист. Допила мартини, делая вид, что мне это приятно, сняла бигуди, причесалась и выкрасила ногти в черный цвет. Думаю, вам понятно, для чего я все это делала.