Озабоченная речь Иветты не достигла ушей Фелины. Горький привкус желчи и желудочного сока оставался во рту, и она механически сглотнула. Было так же противно, как при столкновении с Терезой д'Ароне, о последствиях которого сейчас лучше не думать.
– Дай мне пить, Иветта! Воды или чего-нибудь еще. Не надо было мне есть, – простонала она хрипло.
– Но вам нужно есть, мадам! – Иветта ободряюще улыбнулась. – Теперь тем более. Не беспокойтесь о своем состоянии. Завтра утром я отыщу свою тетю. Она акушерка и живет на другом берегу Сены. Она даст мне для вас чай, который уменьшит тошноту. Вот посмотрите, что после этого все станет не столь плохим. Говорят, что самыми трудными бывают первые три месяца.
Фелина маленькими глотками выпила прохладной воды и безуспешно попыталась разобраться в сказанном перед тем Иветтой.
– Что за ерунду ты говоришь? Почему я должна есть, когда мне плохо, и какие три месяца самые трудные? – пробормотала она озадаченно.
Иветта была озадачена не меньше. Неужели госпожа не следит за происходящим внутри нее? Неужели она стала невнимательна к себе? Или она шутит? Нет, это на нее не похоже.
– Я говорю о ребенке, которого вы ждете, мадам! Я думаю, что в конце лета на свет появится наследник маркиза де Анделиса!
– О, святая Мадонна!
Если Иветта и не ожидала подобной реакции от благородной дамы протестантского вероисповедания, свое мнение она оставила при себе. Ее госпожа еще больше побледнела и неподвижно лежала, откинувшись на подушки.
Почему так странно восприняла ее слова влюбленная супруга, которая после почти десяти лет напрасного ожидания, наконец, сможет вскоре родить желанного ребенка?
Внезапный шок погасил все мысли и чувства. Фелина прислушалась к себе. Потрясенная, потерявшая дар речи, почти бездыханная. Неспособная шевельнуться. Она заметила вопросительный взгляд и растерянность Иветты, но удар оказался слишком неожиданным.
– Не беспокойтесь. – Иветта объяснила себе непонятное потрясение госпожи естественным страхом любой женщины перед родами. – Когда вы справитесь с тошнотой и постоянным утомлением, вы почувствуете себя, как рыба в воде. Подумайте, какую радость испытает ваш супруг, услышав эту новость!
Фелина скорчилась, словно сброшенная с небес на землю. Она так судорожно схватила руку горничной, что причинила той боль своими длинными ногтями.
– Не говори ему ничего, слышишь! Или ты сохранишь это в тайне, или я позабочусь о том, чтобы ты всю жизнь сожалела о ее нарушении. Поняла? – прохрипела она с напряжением.
Схваченная за руку с неожиданной силой, Иветта уставилась в искаженные ужасом, нежные черты лица и широко раскрытые глаза. Содержавшаяся в них неприкрытая угроза испугала ее еще больше, чем необъяснимое поведение Фелины, до сих пор всегда дружелюбной и предупредительной. Ошеломленная, она поспешила извиниться.
– Простите, я... я не хотела вас чем-то задеть. Разумеется, я сохраню все в тайне. Можете положиться на мое молчание.
Массируя освобожденную, поцарапанную руку, горничная осторожно отошла от кровати. То, что, узнав о будущем ребенке, любезная, дружелюбная госпожа превратилась в дикую фурию, казалось и странным, и страшным.
Жизненный опыт Иветты подсказывал лишь один логический вывод: отец ребенка – не Филипп Вернон! Только так объяснялась загадочная реакция маркизы.
Осененная новой догадкой, горничная успокоила ее. Она была готова помочь госпоже и в такой ситуации.
– Можете целиком положиться на меня. Если у вас возникнут проблемы, или вам понадобится совет акушерки...
Фелина нетерпеливо прервала ее успокоительную речь.
– Ладно. Я дам тебе знать, если что... Можешь идти. Я хочу остаться одна.
С явной неохотой Иветта подчинилась резкому приказу. Когда она вышла, юная дама глубоко вздохнула. Массируя виски, она попыталась избавиться от предчувствия нависшей над ней непоправимой, окончательной катастрофы.
Забываться ей сейчас нельзя. Нужно сохранить рассудок, все обдумать, найти решение, выход.
Но возможность только одна. Если спасать любовь, нельзя рожать ребенка! Это крохотное дыханье жизни, растущее в ней, возникшее как раз из любви и нежности, подаренных ею и Филиппом друг другу.
Она попробовала заняться вычислением, но прежде чем смогла сделать какой-то логический вывод, уже утвердилась в уверенности, что зачатие ребенка произошло в новогоднюю ночь. Полная отдача всего ее существа была вознаграждена грядущей жизнью. И такую награду она решила вырвать, уничтожить, убить! Неужели ко всем бедам она потеряла еще и рассудок?