– У меня не было выбора. Де Брюн меня заставил. Он догадался, что я ждал смерти Мов в надежде жениться на вас. Он не желал принимать католичку в свою семью. Когда я вернулся домой для похорон Мов, мне показали ее копию.
Смесь полуправды с отважным враньем оказалась очень удачной. Тереза поверила каждому слову. Она не выносила Амори де Брюна и была готова считать его способным на любой дурной поступок. К тому же Фелина не рассказала ей о подробностях подмены. Упиваясь победой, Тереза проворковала:
– Бедняга, почему вы мне не признались? Сколько времени потрачено зря, сколько ненужных страданий пережито. Де Брюн совсем потерял рассудок, отсюда его глупая выходка.
Филипп сделал вид, что вполне с ней согласен.
– Он был вне себя, однако не осмелился прямо заявить об исчезновении девушки. Он боялся, что об этой истории узнает король. Но многое бы отдал за сведения о том, где сейчас прячется Фелина.
– Еще бы! И не один он!
Встревоженный такой репликой, Филипп постарался замаскировать свое волнение громким смехом, а потом захватил зубами ее плечо.
– Но вы-то, моя любимая, знаете, где она. Ведь вы по своей доброте помогли малышке спрятаться. О нет, не говорите мне, куда. Я просто рад, что наивная девочка наконец исчезла из моей жизни.
Как он и ожидал, мадам д'Ароне захотелось тут же показать свою осведомленность. Увы, сказанное ею нанесло ему жестокий удар.
– Если бы я это знала, я бы дорого продала старому скряге сведения о ней. Разумеется, после нашей свадьбы, любимый. Он, кстати, знает, что малышка исповедует католичество, как и наш король? Ошибка де Брюна заключалась в том, что он не потрудился подыскать для Мов замену среди протестанток.
Раздраженный таким отклонением в сторону религии, маркиз рискнул высказать свое удивление.
– Как вы не знаете? Я думал, что вы помогли ей бежать из Парижа?
– Да, мой друг. Она должна была уехать из Парижа на барже, которая направлялась в Руан. В такое время года баржи не слишком часто проверяют. Но как только малышка там оказалась, она неожиданно словно сквозь землю провалилась.
Филиппу понадобилось все его хладнокровие, чтобы сохранить скучающее выражение на лице.
– А что с ней могло случиться?
Тереза слегка смущенно пожала полными плечами.
– Не спрашивайте. Человек, который пообещал мне, что на той барже можно быстрее всего уехать из столицы, через два дня узнал, будто малышка сбежала о баржи во время первой же остановки.
Человек. Наверняка граф де Сюрвилье. Парней, которые ему служили, маркиз увидел во время охоты. Бывшие солдаты, тупые, плутоватые, жестокие. Неужели экипаж баржи был таким же? Что могли сделать подобные люди с девушкой, красивой, как Фелина?
– А кто вам сказал об этом?
Благородная дама сексуально раскинулась среди подушек и провела по губам розовым языком.
– Вероятно, она проявила строптивость, когда члены экипажа захотели с ней позабавиться. Сена достаточно глубока, в ней сильное течение. Кто знает, что она уносит с собой в море!
Хладнокровный и сдержанный Филипп не позволил отразиться на лице страху, проникшему в его сердце. Речь шла о Фелине. О жизни самой любимой женщины.
– А не мог ли тот, кто вам об этом рассказал, сам овладеть ею? Юная наивная особа любому покажется лакомым кусочком.
Тереза д'Ароне язвительно рассмеялась.
– Возможно, он так бы и поступил, если бы я ему сообщила, кого он увозит из Парижа. Но позвольте мне сохранять мои тайны. Преданная мне горничная провожала ее до баржи. Я не желала рисковать. Ведь я надеялась после ее исчезновения стать вашей женой.
Как магнитом притягивала взгляд Филиппа белая шея, на которой выделялся слегка выпуклый кадык, когда обнаженная мадам закидывала назад голову, пытаясь подчеркнуть линии бюста. Было бы нетрудно положить на кадык пальцы и надавить.
Желание уничтожить всякое проявление жизни в этом гнусном теле было столь велико, что детали расплывались в красном мареве, возникшем перед его глазами. Она вполне заслуживала смерти. Каждая секунда ее мучений и страха оказалась бы только каплей на раскаленном камне в сравнении с огромным количеством скопившегося внутри нее зла.
Но очень скоро его желание прошло. Слишком уж быстрой, легкой стала бы теперь ее смерть. Нет, Тереза д'Ароне должна жить. Жить и надеяться, страдать и разочаровываться еще долгие, прескверные для нее годы.
– Ах, я так люблю, когда вы смотрите на меня, словно стремясь меня проглотить. Скорее, мой отважный воин, овладейте мною, я ваша добыча, ваша жертва, ваша рабыня! – прошептала она.