У Ромула перехватило дух, и он неловко грохнулся на промерзшую землю. Хорошо хоть удалось удержать гладиус в руке. Напрягая силы, он дернул меч на себя и почувствовал, как металл скребет о ключицу убитого. Медленно, слишком медленно. Его положение было безнадежным.
Скривив губы в довольной усмешке, скиф подскочил к Ромулу. Вот он поднял правую руку, чтобы нанести смертельный удар.
Как ни странно, в этот момент Ромул думал только о Тарквинии. Где он? Видел ли что-нибудь?
Вдруг скиф тонко и жалобно вскрикнул. Изумленный Ромул поднял голову. Из левой глазницы его противника торчала рукоять ножа, показавшаяся ему знакомой. Он понял – и, может быть, издал ненароком радостное восклицание, – что это был нож Бренна. Галл снова спас ему жизнь.
Могучим пинком Ромул отбросил в сторону скифа и, вытянув шею, посмотрел, где находятся остальные. Бренн и Пакор оказались совсем близко; они бились бок о бок. К сожалению, телохранитель уже был повержен – из его живота торчали две стрелы.
Но шанс, пусть крошечный, у них теперь был.
Ромул сел, старательно прикрываясь щитом, и сразу же о металл ударила стрела. Но понять, что происходит, юноша все же успел.
Все трое лучников оставались на ногах.
Стрелы сыпались градом, но Ромулу удалось невредимым отступить к Бренну.
– Дай мне твой щит, – сразу же потребовал Пакор.
Ромул уставился на своего командующего. Кому жить, ему или мне? – такой была его единственная мысль. Умереть сейчас или чуть позже?
– Да, командир, – медленно произнес он, не двигаясь с места. – Сейчас.
– Быстрее! – крикнул Пакор.
Как один, лучники подались назад и разом выстрелили. Три стрелы устремились вперед и без ошибки отыскали человеческое тело. Они угодили Пакору в грудь, руку и левую ногу.
Он громко взревел от боли и рухнул наземь.
– Будь ты проклят! – выкрикнул он. – Я погиб.
А в воздухе свистели все новые и новые стрелы.
– Где Тарквиний? – крикнул Ромул.
– Остался в храме. Похоже, он молится. – Бренн скорчил гримасу. – Хочешь сам посмотреть? Сбегай.
Ромул резко мотнул головой.
– Не получится.
– Согласен.
И они слаженно повернулись навстречу скифам.
Глава II
Сцевола
Близ Помпей, зима 53/52 г. до н. э.
– Госпожа!
Фабиола резко открыла глаза. Перед нею стояла женщина средних лет с добрым лицом, в простой тунике и кожаных сандалиях. Она улыбнулась. Доцилоза была не только единственным настоящим другом Фабиолы, но и союзницей, которой Фабиола смело могла доверить свою жизнь.
– Я ведь просила, чтобы ты не называла меня так.
Губы Доцилозы растянулись в робкой улыбке. В прошлом домашняя рабыня, она получила манумиссию[1] вместе со своей новой хозяйкой. Но привычки, складывавшиеся всю жизнь, нелегко было изжить.
– Хорошо, Фабиола, – сделав над собой усилие, сказала она.
– Что произошло? – спросила Фабиола, поднимаясь на ноги. Она была изумительно красива – изящная, черноволосая; простая, но очень дорогая, из шелка и тончайшего льна туника подчеркивала ее прелести. На шее и руках блестели золотые и серебряные украшения прекрасной работы. – Доцилоза?..
Последовала непродолжительная пауза.
– С севера получены известия, – наконец сказала Доцилоза. – От Брута.
Фабиолу захлестнула радость, смешанная со страхом. Именно об этом, чтобы пришла наконец весть от возлюбленного, она и молилась. По два раза в день перед алтарем в алькове главного внутреннего двора виллы. Теперь же, когда Юпитер услышал ее просьбу, она гадала, будет ли весть доброй. И, надеясь отыскать подсказку, вглядывалась в лицо Доцилозы.
Децим Брут находился в Равенне при Цезаре, военачальнике, который намеревался вернуться в Рим. Цезарь любил зимовать в Равенне, удобно расположенной примерно на полпути от столицы к границе с Трансальпийской Галлией. Там, окруженный своей армией, он мог контролировать политическую ситуацию. За рекой Рубикон это разрешалось. А вот переправиться через Рубикон, не сложив с себя военного командования, то есть войти в пределы Италии во главе войска, было бы государственной изменой. И потому каждую зиму Цезарь ждал и наблюдал. Сенату это не нравилось, но ничего поделать он не мог, а Помпей, единственный человек, обладающий достаточной военной мощью, чтобы выступить против Цезаря, тихо выжидал. Положение менялось ежедневно, но одно оставалось неизменным. Постоянная тревога.
И потому новости, которые принесла Доцилоза, удивили Фабиолу.
1